Финн хмыкает и слегка качает головой.
– У мафии настолько длинные руки, что нам нигде не будет места в целом мире, Мишель. Они найдут нас.
– Но, может, именно поэтому и стоило бы остановиться? Чтобы еще сильнее их не бесить, и чтобы не распалять их желание убить нас.
Финн откладывает вилку и складывает перед собой руки, сплетая пальцы в замок. Он смотрит прямо на меня. Спокойный, решительный и… красивый. Я с удивлением отмечаю это, хотя раньше всегда смотрела на него только как на брата моего мужа. Или я пыталась себя в этом убедить. Финн всегда выглядел мужественным. В нем была и есть эта необъяснимая притягательность. Животная, первобытная. Как необузданный зверь, которого хочется приручить только потому что это словно вызов для любой женщины.
– Это был последний раз, когда я позволил тебе высказаться по этому поводу, Мишель. Не я принял решение. Его приняли за меня в тот момент, когда взорвали всю мою семью.
– Не всю, ― шепчу я.
– Почти всю, ― поправляется Финн. ― Самые дорогие мне люди отбыли на тот свет, потому что отец перешел дорогу какому-то мудаку из мафии. И теперь я стану той самой черной кошкой, которая регулярно перебегает дорогу ирландским мразям. И больше это не обсуждается.
Финн замолкает, закрыв мне рот взглядом, берет вилку и возвращается к обеду.
До вечера Финн занят. Он чистит оружие, постоянно проверяет что-то в своем ноутбуке и молчит. Напряжение в доме, кажется, можно пощупать. Воздух настолько накален, что я едва могу дышать. Занимаясь фотографиями, я то и дело бросаю взгляд на Финна. И снова мне хочется вскочить на ноги, побежать к нему и крепко прижаться, чтобы почувствовать присущий только ему запах и услышать под щекой биение его сердца. Но я знаю, что он, скорее всего, оттолкнет меня. Финн точно не позволит это проявление нежностей, когда он так сосредоточен. Я тяжело вздыхаю и возвращаюсь к работе.
Так проходит весь день до самого вечера. Финн едва бросает на меня мимолетные взгляды. Я на автомате готовлю ужин и зову его к столу. Он приходит, когда уже все успело практически полностью остыть, но мне плевать. Аппетита нет, и я лениво ковыряю лазанью вилкой. От волнения желудок скрутило спазмом, а в горле встал ком, который не позволит мне проглотить ни кусочка. Финн же, напротив, с аппетитом поглощает ужин, несмотря на то, что он не горячий.
Я не свожу с Финна взгляда. Внутри меня зарождается страх, что я вижу его в последний раз. И мне не хочется верить в то, что это предчувствие, а не простой ужас при мысли о том, насколько опасной деятельностью он занимается и против кого так настырно идет. Когда Финн поднимает на меня взгляд, я чувствую, как начинает трястись моя нижняя губа, а ком в горле становится горьким. Мне хочется снова и снова умолять Финна не идти на очередное убийство, но его тяжелый взгляд ясно дает мне понять, что точка в этом разговоре была поставлена еще в обед, и возвращаться к нему он не намерен.
