Горенштейн, собрав постовых, пошел в лес по легкому снежку, который недавно покрыл замерзшую грязь, а ефрейтор с Кирвесом принялись составлять протокол.
Летов сидел на ступеньках зеленоватого домика, мрачно куря папиросу. Небо оставалось таким же серым, а снег тонким слоем лежал на черной грязи, становясь каким-то белым покрывалом, местами обуглившемся от черной грязи. Пока было время, на Летова вновь напал приступ воспоминаний – мозги опять бросили в него этим куском кровавой грязи.
…В госпитале пахло спиртом. Сохнущие на ветру бинты одиноко качались, раненые выли и стонали, в соседней комнате проходила операция. На койке около Летова, который только пришел в себя после очередного припадка, лежал офицер с развороченным животом – его стоны перемешивались с каким-то приглушенным шепотом, вырывающемся из истрескавшихся губ.
«Брат, брат» – позвал Летова к себе офицер.
Раненый сержант трясясь перевернулся на левый бок, посмотрев на товарища по несчастью. Тот лишь медленно повернул голову и оглядел Летова с его диким лицом.
«Знаешь, я вот помню мне лет 16 было и у меня батя умирал. Он умирал долго, медленно, и постоянно говорил, как не хочет умирать, как это ужасно. Я сидел, держал его за руку и думал: что плохого в смерти? Просто все кончится, все страдания и переживания. Думал, как это хорошо, умереть и все – чтобы ничего больше не было. А вот сейчас я так же, как и он, лежу и умираю. В животе у меня куча металла и боль. Я так не хочу умирать, ты не представляешь. Это так ужасно. Только сейчас, спустя уже десять лет я понял своего батю. Только сейчас понял, как это ужасно больно. Как это неправильно. Как не хочется умирать. Только сейчас я почувствовал, как! Как… не хочется умирать» – оживленно и громко выдавливал слова из воспаленного организма офицер. Летов его внимательно слушал, и даже почувствовал что-то, отдаленно похожее на сочувствие.
Офицер схватил Летова за руку и продолжил: «Вот так же я держал батю за руку. В общем, брат, запомни – коли ты выживешь, запомни – умирать это ужасно, это самое худшее, что может быть в жизни. Запомни, никогда не хоти умереть, никогда не хоти умереть. Это ужасно, смерть это… это… эт…»
И без того холодная рука офицера стала совсем ледяной, ослабела и выпала из напряженной ладони Летова, который так и не сумел перестать трястись и сменить свой дикий стеклянный взгляд…
…Горенштейн с поднятым воротником пальто подошел к Летову. Они долго молча и мрачно смотрели друг на друга, после чего зам начальника райотдела прервал молчание:
