Точка слома | страница 73



«Ах ты ж выродок!» – заорал Летов и, рванув к изуверу, пнул его ногой со всей силы.

Тот отлетел в сторону, обезумевши посмотрев на Летова. Зрелище действительно было жуткое: девушка, лет двадцати, с петлей на посиневшей шее, лежала в луже собственной крови, все ее тело было избито ножом, даже колени, лицо жутко изуродовано, глаз выколот, но сквозь пелену крови еще проглядывало ее прекрасное личико. Повсюду была кровь. Ее кровь.

Солдат сам был ею измазан. Половина лица была обожжена, черная пелена обуглившейся кожи заменила большую часть лысого черепа и правую щеку, а ухо было разворочено осколком. Вероятно, этого обоженного солдата, измазаного помимо всего прочего в крови, накрыло нехилой взрывной волной.

Солдат дико смотрел на Летова, сжимая в своей окровавленной руке длинный нож. Летов также дико смотрел на него, держа на прицеле словно сросшегося с рукой пистолета.

На крики прибежал рядовой, который сразу смекнул что к чему, и навел ствол винтовки на лежащего в крови солдата. Вся эта немая сцена продолжалась секунд сорок. Вдруг изувер вскочил и, крича что-то бессвязное, бросился к Летову, замахиваясь ножом.

Летов прострелил ему колено, как учили в милиции, а рядовой пальнул в живот. Обезумевший солдат упал в пыль и, харкаясь кровью, пополз к изуродованному им трупу. Он, сквозь льющуюся изо рта кровь, еще бормотал что-то, но, кажется, это был лишь набор букв. Дико глядя на это действо, Летов не выдержал и прицельно выстрелил солдату в голову: он лишь распластался на окровавленной земле и лежал, прижавшись к убитой девушке: вместе они образовали какую-то жуткую букву «Т» на красном фоне. Летов еще долго смотрел на все это, не понимая, что случилось. И только через несколько дней, когда он уже сумел хоть немного поспать, осознал, что это было то самое «боевое сумасшествие», про которое он так часто слышал от ветеранов Первой Германской.

…Летов и Горенштейн сидели в кабинете Ошкина, мрачно глядя куда-то вниз, а Летов выглядел сильно усталым: было видно, что все это время он занимался изучением материалов дела.

«Итак, Веня все правильно сделал, связав эти убийства с тем инцидентом во время концерта 7 ноября. Я подумал, какая может быть связь, однако… ничего связанного тут явно нет. Тот случай не был подстроен – врачи же сказали, что это чисто из-за нервов было. Тем более, что отца у парня нет, а мать его вряд ли пошла бы рубить кого-то топором, да и с такой силой еще, это чисто физически невозможно. Второе, часто поднимался вопрос, мол, зачем убийца отрубает кисти и подкладывает эти четверостишья. Тут весьма просто: он этим хочет что-то показать, продемонстрировать. То ли он хочет показать нам свою избранность, необычность, то ли он так подкидывает нам какие-то подсказки. Потом, нужно опираться на эти четверостишья: через них можно выйти на убийцу. Отпечатки на них можно не искать: там куча этих отпечатков, а убийца не дурак и оставлять там свои не будет. Насчет мотивов… придумать его действительно сложно. Корыстный – нет, не украдено ничего. Мстить,… но кому и за что – эти люди никак не связаны и ни в чем не замешаны. Вы правильно задавали вопросы родственникам: ревностью тут тоже не пахнет. Трупы он не насиловал, так что и не ради половых потребностей тоже. Я пытался связать эти убийства с инцидентом на концерте, но, повторюсь, это не реально – прямой связи нет. Однако косвенная связь есть несомненно – может убийца захотел убивать после того инцидента, или он хочет нам что-то сказать этим. Быть может он так насмехается над «левыми», то есть обижен на режим, уже политические мотивы. Но если он контра и этим подкладыванием хочет показать презрение строю и великому товарищу Сталину лично, то почему он убивает хрен знает кого? Людей, которые к партийной работе не причастны. Обычных работяг и забулдыг?» – долго и монотонно говорил Летов.