А ведь и лаборатория там же. Значит, придется закончить на этом диагностический этап, поверив только своим рукам, глазам и ушам, и считать пневмонию рабочим диагнозом. Я со смехом вспомнил про посев мокроты на чувствительность к антибиотикам. Мне сеять было негде и ни к чему. В моем шкафу имелся только сульфидин, и я понятия не имел, поможет ли он. Оставалось надеяться, что антибиотикорезистентность, как медицинский феномен, пока еще не существовала.
А загреми я сюда, скажем, двадцатью годами раньше, когда антибиотиков еще не было, пришлось бы, наверно, лечить добрым словом, молитвой и травами от кашля. Я впервые подумал – а как они вообще жили без антибиотиков? Просто старались облегчить состояние и надеялись, что не помрет? Эту жуткую мысль было некогда додумывать.
– Что со мной? − сипло спросила Оля. Я сказал ей о своих подозрениях, и ее глаза стали огромными от ужаса. Я вначале не мог понять ее страха, а потом сообразил: они еще боялись пневмоний. Лекарство от болезни уже было изобретено, перевернув врачебное представление об этом диагнозе, но для обычных людей воспаление легких еще оставалось страшным, уносящим человеческие жизни заболеванием.
Я успокоил ее как мог. Сказал, что в больницу мы ее не повезем, что есть хорошие шансы справиться и дома. На самом деле, с учетом погодных условий, девяносто километров до райцентра по дороге, превратившейся в липкую чавкающую глину, были испытанием и для здорового человека, а уж для тяжелой больной! Оля тоже понимала это.
– Значит, умру… − сказала она. – До больницы мне не доехать.
Я сел на кровать рядом с ней и начал что-то говорить, не поднимая на нее глаз. Я говорил про лекарства, что теперь они изобретены, и ей нечего бояться. Что я буду приходить к ней каждый день и в случае ухудшения немедленно приму меры. Что она обязательно поправится, и я даже в этом не сомневаюсь, иного исхода я просто не допущу. И, наверное, что-то еще…
А потом я поднял глаза и посмотрел на нее. И вот этого мне не стоило делать. Потому что я вдруг увидел, что она поверила мне. Хуже того, она поверила в меня, да так, что я сам в себя поверил. Я словно провалился в ее темные, затягивающие глаза, и меня до краев наполнило какой-то невероятной пьянящей силой.
Я пообещал прислать Кузьмича с лекарствами и вышел. Меня трясло, а за спиной словно выросли крылья, и я шел с идиотской улыбкой на лице и думал, что вот ведь, оказывается, как это – когда в тебя верит женщина.
