Я влетел в просторную комнату, где стояло два небольших письменных стола, шкафы с инструментарием, кушетка для осмотра и была дверь еще в одно помещение, видимо, служившее манипуляционной. А еще, к моему облегчению, там сидел Кузьмич. Он улыбнулся, шустро выскочил из-за стола, где, похоже, перебирал рецепты, и наскоро провел мне «экскурсию».
Собственно, это помещение и было больницей. Все основное – осмотр больных, проведение лечебных манипуляций (уколов, перевязок и др.), заполнение и хранение медицинских документов, даже больничных листов (о, беззаботные времена нестраховой медицины!) происходило в этих двух комнатах. За второй дверью, и правда, оказался процедурный кабинет. В него еще можно было попасть и из приемной, минуя врачебные покои.
Персонал сельской амбулатории состоял из меня, фельдшера Кузьмича и санитарки бабы Зои. Была еще акушерка Валентина Ильинична, но ее «епархия» находилась на другой улице, и мы познакомились несколько позже. Местный роддом помещался в отдельной избе, и я молился про себя, чтобы за время моей работы тут не случилось ни у кого осложненных родов. На них меня теоретически могли вызвать.
Вот, собственно, и все. Остальное предстояло осваивать в процессе. Я вымыл руки, переоделся в накрахмаленный, хрустящий халат и слегка мятые брюки, помеченные в свертке не иначе как «рабочие», сел за стол и бодрым голосом крикнул: «Заходите!»
Первым моим пациентом оказался довольно крепкий дед. Жалоб своих он мог бы и не озвучивать, от его кашля тряслась изба и ходили стекла. Правда, он оказался глуховат, и потому я так и не смог у него уточнить, всегда ли он так кашлял или ему все-таки стало похуже в последнее время. Про курение тоже можно было не спрашивать − судя по запаху, он курил всю жизнь. Но я все-таки спросил, и он, энергично закивав в ответ, вытряхнул мне на стол две «самокрутки» − то ли показать хотел, то ли угостить. Я энергично замахал руками, пытаясь вежливо объяснить, что не курю, и поблагодарить за угощение. Он пожал плечами, но самокрутки убрал, и я перешел к осмотру.
Я прослушал сердце и легкие, попутно отмечая, что деревянным стетоскопом делать это даже удобнее ‒ лучше слышно. Сердце слегка шумело в точке аускультации митрального клапана, а над всей поверхностью легких звучал симфонический оркестр, состоявший из хрипов разного калибра. Дед тут же снова закашлялся (я чуть не оглох), кашель был продуктивный, но тяжелый и удушливый. Я посмотрел на всякий случай горло, живот, пощупал лимфоузлы, но ничего интересного не нашел.
