Успеха он добился только через пару минут. Девчонка походила на больного после наркоза: взгляд мутный, движения вялые, соображает явно с трудом.
Похоже, её всё же чем-то опоили в том шатре.
Когда наконец в голубых глазах беглянки появилось осмысленное выражение, она плотней завернулась в плащ и, стараясь скрыть дрожь в голосе, спросила:
— Почему я без одежды?
То, что обошлось без пиротехнического шоу, внушало умеренный оптимизм. А вот сам разговор не заладился. Выслушав ответ Мии, девчонка сказала:
— Я не понимаю язык пустотников.
Поймав подозрительный взгляд, Лёха верно истолковал его причину и отошёл к костру, взявшись за сооружение вертела из веток. Миа же демонстративно выжала край своей рубахи, затем указала на себя, на девчонку, и жестом показала, как снимает одежду.
Ответ девчонка явно поняла и успокоилась.
— Миа, — повторила «эльфийка» ритуал знакомства, ткнув пальцем сперва в себя, а затем в Лёху. — Алекс.
И вопросительно уставилась на незнакомку.
— Лаура из рода Лазурных Кречетов, — представилась та с таким достоинством, будто не сидела в лесу, укутанная лишь в плащ, а стояла на паркете в шелках и золоте. Впечатление немного портила лёгкая заторможенность, но с каждой минутой взгляд девчонки всё больше прояснялся.
Лёха раздражённо дёрнул щекой: меньше всего его сейчас интересовало имя туземки — были вопросы куда существеннее. Понять бы ещё, как их задать… Вот никогда он не любил игру «крокодил».
Истошный нечеловеческий визг буром ввинтился в мозг. Голова взорвалась дикой болью, мир завертелся перед глазами и Стриж понял, что падает прямо в костёр. Единственное, что он успел — выставить руку, чтобы не рухнуть лицом в пламя. А проклятый звук не умолкал, причиняя такую боль, что Стрижу хотелось вонзить нож себе в висок. Но тело не слушалось. Всё что Лёха мог — это смотреть на расплывчатое пятно перед глазами и чувствовать, как его волокут по мокрой земле.
— Мерда[10]… — услышал он голос Мии, когда в голове наконец прояснилось.
Она сидела рядом с ним на корточках и палкой тыкала в ладонь, пылающую болью от ожога.
— Да живой я, живой, — буркнул Стриж, некстати вспомнив старую хохму про «потыкай палочкой — может, он мёртвый».
Оттолкнув руку Мии, он помотал головой, прогоняя остатки боли, взглянул на обожжёную левую руку и застыл в обалдении: кисть покрывало что-то вроде щитков на штурмовой перчатке. Ну, или как на латной рыцарской. Не всю — только тыльную часть, но и этого хватило, чтобы Лёха забыл про набухающий волдырь.
