Эпоха крестовых походов и ее герои | страница 61



Неизменное стремление к непосредственному участию в сече, желание личного подвига заставляет Ричарда пренебрегать обязанностями полководца. И если в тех десятках стычек, в которые он ввязывался впереди своего войска, он не погиб, а возвращался невредимым, хотя и «колючим, точно еж, от стрел, уткнувшихся в его панцирь» (так вспоминали о нем в Сирии еще полвека спустя, когда эти сказания собирал Жуанвиль[40]), то этим он обязан панике, которую наводил одним своим видом, но также и, по определению Амбруаза, чуду. В тревожные ночи, когда угрожало нападение врага, он спал «в палатке за рвами, чтобы тотчас поднять войско, когда будет нужно, и, привычный к внезапной тревоге, вскакивал первым, хватал оружие, колол неприятеля и совершал молодечества». В стычке при замке Казаль-де-Плен Ричард быстро рассеял сарацинский отряд — точнее, сами турки, завидев его, разбежались в стороны. Тогда король дал шпоры своему коню, помчался впереди всех и нагнал сарацин — когда рыцари догнали его, он уже убил под сарацинами нескольких коней. Амбруаз особенно любит Ричарда в минуты великодушных порывов, когда этот совершенный в его глазах, «не знающий страха» витязь, презрев опасности, кидается на выручку своих. Вот турки напали на крестоносцев, когда те заняты работой у стен Казаль-Мойена. «Битва была в самом разгаре, когда прибыл король Ричард. Он увидел, что наши вплотную окружены язычниками. “Государь, — говорили ему окружающие, — вы рискуете великой бедой. Вам не удастся выручить наших людей. Лучше пусть они погибнут одни, чем вам погибнуть вместе с ними. Вернитесь!.. Христианству конец, если с вами случится несчастье”. Король изменился в лице и сказал: “Я их послал туда. Я просил их пойти. Если они умрут без меня, пусть никогда не называют меня королем”. И дал он шпоры лошади, и отпустил ее узду…» Битва была выиграна этим рискованным поступком. «Турки бежали, как стадо скота… Так прошел этот день».

Если удача — мерило верности тактики, а в войне трудно найти другое мерило, то тактика личного геройства долго оправдывала себя в войне с турками. Амбруаз не скрывает, что вокруг Ричарда было немало людей, которые ее осуждали. Однажды он вмешался в самую гущу турок; они почти держали его в руках, готовясь схватить. Каждому хотелось сделать это, но никто не решался, боясь удара его меча. В эту минуту один из его приближенных искусно выдал себя за короля и был уведен в плен. Тогда окружающие стали говорить: