На глазах Зины навернулись слезы. Только теперь она поняла, какую непростительную оплошность совершила. Всем своим поведением она действительно показала, что связана с арестованной женщиной, что шла именно к ней! Надо было и в самом деле походить по толчку, прицениться к чему-нибудь. А она…
Да, Бершадов был прав. Но для того, чтобы вести себя так, были необходимы стальные нервы. Было необходимо полностью контролировать себя, держать в руках, делать вид, как будто ничего страшного не произошло.
А она не могла. Она была сломана, выжата, нервной системы вообще у нее не было. Поэтому она растерялась и потеряла над собой контроль.
Хотя что там потеряла… Если честно, подобное не пришло Зине в голову! Она так перепугалась ареста, что готова была бежать со всех ног! А конспиративная работа — это прежде всего ясный, логический анализ и стальные нервы. Умение холодным рассудком просчитывать каждый свой шаг наперед. Этого ей не дано.
И, словно прочитав ее мысли, Бершадов, нахмурившись, сказал совершенно другим тоном:
— Ты не подходишь для конспиративной работы. Конспиративная работа не для тебя.
Крестовская молчала. Наверное, это было правдой. Шел только четвертый месяц оккупации, а она была абсолютно сломана. Ее психика просто не выдерживала этого жуткого пресса из страха, отчаяния, голода, холода и постоянной опасности умереть.
Но на самом деле Зина боялась не смерти. И она прекрасно отдавала себе в этом отчет. Она боялась физической боли, мучений, пыток. Она видела трупы казненных и понимала, как их пытали перед смертью. Зина была твердо уверена, что таких мук не перенесет.
Наверное, это понимал и Бершадов. Он быстро подавил свою ярость и с самым равнодушным видом сел на диван.
— Ты сломана, — спокойно сказал он. — Ты всю операцию поставила под удар. В этот раз тебе повезло, но больше не повезет.
— Что с ней будет? — спросила Зина, едва сдерживая слезы. — С этой женщиной?
— Расстреляют, конечно, — Бершадов пожал плечами. — А перед смертью будут пытать.
— Этого я и боюсь, — Зина вздрогнула, отводя глаза.
— А вот этого тебе как раз бояться и не надо! — усмехнулся Григорий. — Ты же ничего не знаешь. Что ты можешь рассказать?
— Если так, почему ты обвиняешь меня в том, что я сорвала всю операцию? — В голосе Зины впервые прозвучала злость. — Я же ничего не знаю!
— Но за тобой стоят другие. Ты не одна в этой войне, — спокойно парировал Бершадов.
— Ты прав, — Зина упорно продолжала смотреть в угол комнаты, избегая глядеть на его лицо, — я не подхожу для конспиративной работы. Я сломана. Что дальше?
