– Я испрошу совета у моего Бога.
Дыша, как подобает спящему ребенку, Кельмомас неподвижно лежал, скрестив ноги, на мятых простынях, глаза его были закрыты, но уши внимали беспорядочной тьме, a по коже бегали мурашки, предвещая ее прикосновение.
Она бродила по покоям, утомленная, однако еще не успокоившаяся после дневных тревог. Он слышал, как она взяла графин с сеолианского серванта, тот самый, со сплетенными, как змеи, драконами, что время от времени привлекал к себе ее внимание. И услышал, что она вздохнула в благодарности – благодарности! – за то, что графин оказался полон.
Затем послышалось шелковистое бульканье наполняемой чаши. И вздохи между глотками.
А потом он слушал, как она глядит в кружащееся пространство, как падает из ее рук, звякнув об пол, чаша.
Внутренне он курлыкал от удовольствия, воображая резкий запах ее тела и ее объятья, сперва порывистые, затем настойчивые, по мере того как ослабевает отчаяние. Он чист, кожу его отскребли добела, умастили мылом с корицей, омыли водой, растворившей в себе настои мирры и лаванды. Она будет прижимать его к себе все крепче и крепче, a потом рыдать, рыдать от страха и от потери, и все-таки более всего от благодарности. Она будет сжимать его в объятьях и рыдать, безмолвно, стиснув зубы, не издавая ни единого звука, и будет ликовать оттого, что жив ее сын… она будет трепетать, и будет торжествовать, и будет думать, пока он есть у меня…
Пока он есть у меня.
Она будет ликовать, как никогда не ликовала, будет дивиться невероятной запутанности собственной судьбы. A когда пройдет приступ страстей, замрет, не говоря ни слова, внимая, прислушиваясь к дальнему рокоту вражеских барабанов, терзающему ночной воздух. Потом рассеянным движением взлохматит его волосы, следуя обычаю всех матерей-одиночек, брошенных своими мужьями. Ей придется пересматривать все перенесенные ею несправедливости, придавать им сколько-нибудь упорядоченный облик. A потом она начнет прикидывать, как можно обезопасить его, не имея уверенности и не мечтая…
И будет видеть в себе героиню, не столько в том, что будет сделано, сколько в том, что необходимо сделать. Она будет пытать всех, кого нужно пытать. Она прикажет убить всех, кого нужно убить. Она станет всем тем, в чем нуждается ее милый маленький мальчик.
Защитником. Подателем. Утешителем.
Рабыней.
A он будет лежать как в дурмане, и дышать, дышать, дышать…
Прикидываться спящим.
Андиаминские высоты вновь лязгали и гудели своей подземной машинерией, вновь ожившей… воскрешенной. Благословенная императрица направилась в опочивальню, извлекая длинные шпильки из своих волос.
