Правая рука Иссирала была окровавлена – напоминая о том бедствии, которое Эсменет породила всего несколько страж тому назад.
Бедствии, произведенном ею через него.
– Ты можешь очистить свои руки в фонтане, – проговорила она, кивнув в сторону каменной раковины.
Мужчина безмолвно повиновался.
– Мать… – окликнула ее от края сознания Телиопа.
– Иди к Финерсе и тем, кто с ним, – велела Эсменет девушке, наблюдая, как ладони нариндара исчезали под мерцающей поверхностью воды.
Вокруг матери и дочери кипела бурная деятельность, неустанная, но при том немая. В качестве своего командного пункта Эсменет избрала террасу позади имперского зала аудиенций, не только потому что оттуда открывался превосходный вид на осажденный город, но и потому, что каждый вызванный человек был вынужден почтить святой престол ее мужа, трон Кругораспятия, прежде чем преклонять колена перед нею самой. И на балюстраде уже собралось малое множество – торговцы, офицеры, шпионы и советники; они разглядывали окрестные холмы, указывали на что-то и обменивались вопросами и наблюдениями. Вестники уже сновали туда и обратно в тенях и блеске имперского зала аудиенций. Тревожные взгляды сменялись резкими словами. Наготове стояли трое трубачей-кидрухилей с длинными бронзовыми горнами, один солдат был без своего шлема из конского волоса, рука другого покоилась в окровавленном лубке. Только что, совсем недавно, явились и первые носильщики с питьем и едой.
Блудница-судьба была милостива к ней – во всяком случае, пока. Впрочем, о положении дел в городе знали немногое кроме того, что Момемн все еще остается неприступным. Улицы были запружены народом, однако кмиральский и кампозейский лагеря казались чуть ли не заброшенными. Возле Малых Анкиллинских ворот поднимался столб дыма, но Эсменет доложили, что пожар произошел из-за несчастного случая.
Фанайал, похоже, не имел никакого отношения к кровопролитной смуте, охватившей весь город. Получалось, что Майтанет увел со стен едва ли не всех солдат, чтобы иметь возможность утихомирить толпу – нетрудно было понять, что весть о пленении императрицы вызовет волнения. И если бы Фанайал пошел на штурм Момемна, весь раскинувшийся под ее ногами ковер зданий и улиц уже превратился бы в поле боя. Но падираджа-разбойник предпочел занять Джаруту в качестве собственной базы и закрепить за собой сельскую местность вокруг имперской столицы, предоставив Эсменет то самое время, в котором она отчаянно нуждалась. При всей ирреальности и жути происходящего вид диких шаек вражеских всадников, обшаривавших окрестности, наполнял ее душу облегчением, граничившим с подлинным блаженством. Пока языческая грязь оставалась за стенами, Телли и Кельмомасу ничего не грозило.
