Гурик решил брать их сходу.
– Сто грамм – и по желанию любое из Блока! – предложил он компании, артистически отставив в сторону босую грязную ногу.
Не меньше его вида удивилась компания его предложению, не зная, как реагировать на этот визит.
– У нас нет ничего. Мы не выпиваем, – попробовали они объясниться с ним.
– А почему смеетесь?! – недоверчиво посмотрел Гурик на компанию.
С неменьшим удивлением встретила компания и его вопрос.
– Как почему? Смеемся – потому что весело. Пьем чай, шутим и смеемся…
– Чай пьете?!
– Можем угостить…
– Не-е, не надо! Может быть, пятьдесят грамм хотя бы… Есенина тоже могу…
– Да нет же у нас! Действительно нет! Не жалко, дали бы, но нет!
– Ладно, хорошо. Блока за так прочту. Интересный вы народ – не пьете, а смеетесь! Уважу!..
Гурик стал в позу, насколько позволяла его внешность, и прочел блоковское «В кабаках, в переулках, в извивах»… Разочарованно махнув рукой, он затопал к себе в комнату.
После его ухода смех в соседней комнате стал еще громче.
«Вот народ! И что веселится? Не пойму!» – уходя подумал Гурик, не догадываясь, что причиной нового взрыва смеха был его визит.
В середине дня он оделся, напялил на голову помятую шляпу, чудом сохранившуюся у него, взял чемодан и вышел из своей комнаты. Он решил уехать, правда, сам пока не знал куда, но решил. Петька же не стал его отговаривать.
Гурик спустился по лестнице на первый этаж гостиницы и, не рассчитав, зашел прямо на кухню, промазав мимо выходной двери. Он удивленно посмотрел на кухонную утварь, плиты и женщин вокруг них.
– Это куда я попал… А где дверь?
– Кухня это! Тебе – левее…
– А-а!
Гурик повернулся и пошел с чемоданом из кухни искать дверь на улицу. Когда он вышел из кухни, все дружно рассмеялись. Гурик был одет по-дорожному и в шляпе, с чемоданом в руке, но босиком. Ботинки у него украли вчера вечером, а купить другие было не на что.
Через два дня их обоих, Гурика и Петьку, отправили в лечебницу в Эге-Хая. Там у Петьки обнаружили запущенную форму туберкулеза и его отправили в диспансер в Якутске.
* * *
Через год, как Петьку поместили в диспансер, навестить его к нему приехали его родители, деревенские старички, какими-то слухами узнав, что с ним и где он находится.
Как он жил эти годы, старики могли только догадываться. Но даже догадываясь, что жизнь его была несладкой, они все равно были слишком далеки от того, что ему пришлось пережить и испытать.
– Мама! – прохрипел «старик», лежавший на первой койке у двери. – Неужели ты не узнаешь меня?..
