Колхозное строительство | страница 4



— Включил? — донёсся приглушённый приличным расстоянием и дверью голос женщины.

— Вроде, — Пётр воткнул вилку в не менее чёрную розетку с неровно обломанным внизу местом, куда устремлялся жгут обмотанных тряпичной изолентой проводов.

— Осторожнее там, меня вчера током ударило. Когда, наконец, привезут обещанную плитку? — в проёме комнаты показалась довольно высокая блондинка в ночной рубашке в мелкий зелёный горошек с ребёнком на руках, — Уснул, вроде?

Так и подмывало спросить: "Кто ты женщина"?

— Там кастрюлька зелёная, поставь её на плитку и покарауль, чтобы локоть температуру терпел, — женщина зашла назад в комнату.

Нашлась кастрюлька. Как-то давным-давно заходил Пётр в Таджикистане в хозяйственный магазин. Там продавались тазики медные, как они с женой потом жалели, что не купили. Где теперь возьмёшь? Так вот, среди кучи железа и эмали был набор кастрюль с одинаковым рисунком. Рисунок сейчас и не вспомнить, да и не важен он. Все три кастрюли были разного размера. 12 литров, 6 литров и 3 литра. На самой большой было написано: "Кастрюль", поменьше украшала надпись: "Кастрюля", а на самой маленькой было написано: "Кастрюлька". Вот эта зелёная кастрюлька была ещё меньше. Интересно, как бы таджикский товаровед её обозвал? "Кастрюльчонок"?

Кастрюльчонок был пуст. Пришлось пробираться вдоль стены до белой эмалированной раковины и набирать воду. Опять винтаж. На кранах с водой были барашки. Какой из них с холодной? Пришлось проводить эксперимент. Неудачный. В обоих вода была холодная. Оставив их открытыми, наверное, должно пробежать, Пётр умылся заодно. Вскоре горячая вода себя показала, только не столько температурой, сколько цветом, коричневатая была. Набрал две трети кастрюльчонка холодной водой и поставил его на плитку. Зашипело. Ну, что, дела налаживаются?

И тут ему вдарили по больной голове. Нет, не фермой. Календарём, именуемым в простонародье численником. Он висел на стене прямо над печкой. Первый лист с названием и номером года был перевёрнут и несколько листков уже оборвано. Но и того, что было видно, хватило. Вторник 3 января 1967 года. Шестьдесят седьмого года! Бред.

Попаданец. Самый настоящий попаданец. В последнее время Пётр Германович Штелле, находясь на заслуженном отдыхе, пристрастился к чтению романов про попаданцев. Причём не всё подряд читал, а выбрал для начала эпоху конца XVI века и начало XVII. Иван Грозный, именуемый за жестокость "Васильевичем", его богобоязненный сын, ну и зятёк, который "Бориску на царство, презлом заплатил за предобрейшее", начало царствование Михаила Романова. Почитал, почитал, да и написал свою. Там в тело молодого княжича Петра Дмитриевича Пожарского вселяется душа генерал-лейтенанта десантных войск. Целых семь томов отгрохал. Выложил в Самиздат. Были и положительные отзывы. Даже небольшим тиражом издали, а потом и аудиокнигу сбацали. Денег, правда, это почти не принесло, так, детям на конфетки. После этого проштудировал про русско-японскую войну. Тоже накатал трёхтомник. С тем же результатом. А последний год изучал попаданство в шестидесятые годы прошлого века, начало правления бровастого любителя целовать мужиков. Даже начал писать свою книженцию, там его самого убивают пьяные пацаны и пенсионер оказывается в своём же теле стоящим на школьной линейке, в теле первоклассника.