— Ее сиятельство – графиня Тибад, — негромко произнес младший Говмонд, улучив момент, пока на него не обращали внимания.
— О-о, — донеслось негромкое восклицание старшего барона. — Хороша…
Государь, успевший подняться мне на встречу и усадить в кресло, с которого встал, обернулся и окинул старшего Говмонда непроницаемым взглядом. После занял другое кресло, стоявшее рядом с моим, закинул ногу на ногу и велел с обманчивой любезностью:
— Продолжайте, ваша милость, очень познавательно.
Не поняв подвоха, его милость благодарно склонил голову и продолжил навлекать на себя неприятности.
— Я и говорю, Ваше Величество, разве же мы заслужили высочайший гнев, коли стремимся удержать ваш народ в повиновении и страхе перед вашей властью? — его на мгновение прервал усилившийся вой, и отец скорбно вздохнул.
— Экзекуция уже идет? — спросила я Ива, без всяких извинений прервав барона.
— Еще нет, — ответил государь.
— Что ж она так воет? — изумилась я.
— Ее милость, должно быть, полагает, чем громче, тем жалобней ее страдания, — усмехнулся государь. — Вам ее жалко?
— Мне жалко времени, которое у нас отняли, — ответила я. — А еще мне жаль литенцев, вынужденных терпеть ежедневно то, что мы наблюдали на тракте. И пока я сочувствовала всему городу, моя жалость иссякла. Похоже, она не беспредельна.
— Но Сурди – девица! — не выдержал жених баронессы. — Она нежна и невинна! Молю, государь…
— Так о чем вы там говорили, ваша милость? — не обращая внимания на графа, спросил монарх. — Вы продолжайте-продолжайте, у вас недурно получается. Так что там с моим народом и вашим радением за мою власть?
Барон открыл рот, но отчего-то не решился исполнить повеление короля. Должно быть, до него, наконец, дошло, что происходит. Его милость невразумительно хмыкнул, одернул рукава сюртука и вдруг переспросил с неожиданным подобострастием:
— Что продолжать, Ваше Величество?
— Ваше сиятельство! — градоначальник шагнул вперед. Его взор был устремлен на меня: — Вы ведь женщина, вы же понимаете, как ей, бедняжке, сейчас страшно. Прошу, замолвите слово за баронессу. Она не выдержит истязаний!
Я промолчала. В гостиной находился государь, и он принимал решение о чье-либо участи, как и раздавал право, кому спросить, а кому ответить. Нарушать этикет в доме градоначальника Литена я не собиралась.
— Госпожа графиня, молю!
— Ваше сиятельство, вас в хлеву воспитывали? — не глядя на графа, вопросил монарх, после устремил на него взор и уже не сводил, продолжая чеканить: — Или вы почитаете себя превыше всех законов?
