XIII
А интересная это вещь - униполярный выворот. Потрясающе, в принципе, простая, только вот мне сейчас оч-чень понятно, почему до этой простой вещицы никто не додумался, да и додуматься-то не мог. Почему? А вот так уж! Я знаю, только вот объяснить, к сожалению, уже не могу. Не ожидал, что приобретение мое обернется потерей так быстро. Какая потеря? А вот эта самая: потеря способности объяснить все, что я знаю. К сожалению, язык - неизбежно результат коллективного творчества, по крайней мере коллективного договора. Чтобы возникло понятие, с соответствующим явлением должно быть знакомо как минимум двое людей. Это, понятно, теоретически, но в данном случае нет даже и этого скромного минимума. Сегодня мы не нашли Танюшу за ее занавеской, что и явилось поводом для этой записи после столь длительного перерыва. Утром мы проснулись от маминого вопля, и сначала не могли взять в толк, что же, собственно, произошло? Дело в том, что она не только никогда не сделала ни единого шага, не только ни разу не встала на ноги, но и никогда не узнавала никого даже на уровне трехмесячного младенца. Поэтому, прибежав на мамин вопль, мы только стояли, разинув рты, и смотрели друг на друга. Я, понятное дело, сориентировался первым и выбежал наружу в ботинках на босу ногу и мамином пальтишке на голое тело. Дверь оказалась открытой и вымазанной калом. Ведомый черт его знает каким чутьем, я, выбравшись во двор, безошибочно метнулся налево. В половине шестого сейчас стоит темень, хоть глаз выколи, но я уже через пару минут обнаружил ее за мусорными баками, между гаражами и стеной котельной. Там щель шириной сантиметров в шестьдесят, вот в нее то она и забилась, не зная (оно и немудрено!), как выбраться из этого тупика. Одно дело - найти, и совсем другое - вытащить: Танюша заклинилась там, уцепилась руками и не шла, только все пыталась ободрать ногтями и вопила, как она обычно вопит со злости, со скрежетом. Пришлось звать подмогу, и вдвоем с отцом мы все-таки сумели отодрать ее от стенки и, тщетно пытаясь хоть как-то увернуться от ее перемазанных рук, поволокли ее домой. Она, в общем, шла, не падала, только ноги переставляла, словно деревянная. Это все совершенно невозможно, я понимаю, но это факт. Идиотизм, точнее - так называемая "идиотия", дело совершенно безнадежное, особенно если идиоту двадцать два года... И хлебнем же мы теперь горя, не знаю, что хуже, Танюша лежачая или Танюша ходячая. Но лучше рассказать обо всем по порядку.
