Далее комиссар рассказал об осенних боях на Северной Двине, где ему пришлось вести бойцов в контратаку, чтобы вернуть утраченные позиции. Взяли там в плен шотландцев. Расположив их к себе, военком завел с ними разговор. Как раз тогда в «Правде» появилась статья Чичерина о Джоне Маклине, шотландском революционере. Кузьмин спросил солдат, знают ли они его.
Солдаты удивленно вскинули головы: как не знать им того, кого больше всех любили шотландские рабочие! Они наперебой стали рассказывать о Джоне — школьном учителе по профессии. А одному, Лафаму, даже доводилось слушать пламенные речи Джона, за которые его не раз привлекали к ответственности. Пленные огорчились, когда Кузьмин сообщил, что о теперешнем положении Джона нет никаких сведений. «Могу заверить вас, господин комиссар, — горячо проговорил Лафам, — наш Джон протестует теперь против войны с Россией. Если его и в тюрьму посадили, все равно протестует».
— Меня вдруг осенила мысль: а что, если этот солдат обратится с письмом к своим товарищам, находящимся по ту сторону фронта? Он согласился. Любопытный факт, товарищи. Его письмо мы отпечатали листовкой и разбросали в тылу. И вот результат: на Котласском участке с этой листовкой к нам перешло около полсотни шотландцев.
На некоторое время военком задумался. Затем продолжал:
— Тогда я загорелся идеей отправлять часть пленных назад. Послали телеграмму товарищу Ленину, он быстро ответил: «Вполне сочувствую Вашему плану отпускать пленных, но только непременно понемногу и исключительно тех, кто действительно хорошо распропагандирован. Телеграфируйте мне немедленно, если надо, то шифром, сколько у вас пленных, какой национальности и сколько из них распропагандировано»[11].
— Могу привести другой пример. — И пояснил: с месяц назад начдив Уборевич сообщил ему, что американцы просят выйти на переговоры. Поставив в известность Главный штаб и Ленина[12], Кузьмин сам отправился в нейтральную зону, где встретился с тремя американскими офицерами.
— Из беседы с ними, — сказал военком, — я вынес убеждение, что американские солдаты теребят офицеров острыми вопросами. Офицеры охотно приняли от меня листовки и спросили: «Ради бога, скажите: Ленин сам по-английски пишет или с помощью переводчика?» Я ответил: «Сам. А вообще он может объясниться с человеком любой национальности». Они не поверили: «Вы шутите или сознательно преувеличиваете возможности своего вождя?» «Никаких шуток, — говорю я, — и никакого преувеличения, господа. Мы ведем с вами серьезный разговор». «Но такого человека даже в Америке нет!» — «А вот это правильно. Добавлю, господа, что такого, как Ленин, на всем земном шаре нет».
