— Хорошо, легенда, — не стал спорить я. — Но уж вас-то он точно хлопнет! Чисто инстинктивно — представиться не успеете!.. Даже не знаю, что вам тут присоветовать… Разве что проникнуть непосредственно в мозг товарища Сталина…
— О! — неожиданно сказал Голокост. — А это, кстати, можно — этого не запрещали…
* * *
Ну вот кто, спрашивается, меня за язык тянул? Однако, как выражаются в нашей бильярдной: скиксовав — не перекиксуешь. В глазах Ефима тлела, разгораясь, новая грандиозная идея, а когда такое случается, удерживать его бесполезно, да и просто опасно.
Заветная кладовка была открыта, оттуда уже изымались какие-то проводки, присоски, разъёмы и даже почему-то старый электрический утюг без вилки, который, впрочем, вскоре отправили обратно. Видя, что Голокост включил паяльник и воздух вот-вот наполнится едким запахом канифоли, я со спокойным сердцем закурил и, присев бочком на подоконник, принялся наблюдать за происходящим безумием.
Гость был вне себя от восторга и говорил, говорил, говорил. Без остановки.
— Ефим Григорьевич, вы гений! — вскрикивал он. — Товарищ Сталин примет мои советы за внутренний голос! За свою собственную интуицию! Вы понимаете?!
Ефим Григорьевич в ответ лишь мычал и паял.
— Или примет за угрызения совести, — мрачно добавил я, гася окурок в блюдце.
Гость замер, затем медленно повернулся ко мне. Я встретил его пытливый взгляд с полным равнодушием. Бывали у Голокоста посетители и покруче.
— Совести? — озадаченно переспросил он. — Ну а что? Почему бы, собственно, и нет?
— Готово, — объявил Ефим, выдёргивая шнур из розетки.
— Как?! Уже?.. — поразился гость.
— Ну так дело-то нехитрое… — пожал плечами изобретатель, выкатывая из угла инвалидное кресло. — Садитесь, устраивайтесь, как вам удобно… Хорошо, что вы голову бреете…
Недоверчиво поглядывая то на Голокоста, то на каталку, то на меня, подопытный осторожно опустился на сиденье, потрогал подлокотники. Ефим тем временем утыкал бритый череп посетителя присосками, кое-как распутался с многочисленными проводками, один из которых подсоединил к ноутбуку, а два других — к чему-то невразумительному.
— Вы расслабьтесь… — посоветовал он.
— Но это… — опасливо начал тот.
— Не больно, — успокоил его экспериментатор — и щёлкнул клавишей мышки.
Лицо сидящего стало отрешённым, веки сомкнулись.
* * *
— Ну вот… — удовлетворённо сказал Голокост. — Доставай… продолжим…
Я слез с подоконника, подошёл к сидящему. Вроде дышит. Открыл мутную стеклянную створку серванта и вернул на стол початую бутылку, мензурки, сыр. Сели, чокнулись, отпили до второго деления.
