В комендатуре меня поразили неожиданным известием:
— Данков-то? Спохватились. Шестой день не работает, снят за прогулы.
Будто колом по голове. Обозлился даже, два года с ним бьюсь, и все впустую. Хватит безобразий, гнать надо из коммуны, так и поставлю вопрос.
Совсем решил, а где-то в уголочке сердца жалость к Бобу: парень-то способный и может быть сердечным. Может, еще раз попробовать? Нет: будем исключать».
12 марта 1932 г.
«Пришел Боб ко мне домой и впервые за все время чистосердечно сознался в своих проступках.
— Я ведь знаю, меня нужно гнать из коммуны, я паразит. Я тебя прошу, дай мне возможность еще раз стать человеком, не передавай меня на конфликтную комиссию.
У Боба губы и щеки нервно вздрагивали, нижняя губа отвисла, рот был полузакрыт, лицо красное. Я ему предложил сесть на диван. Он не послушался, не сел, переминался, в руках держал газету, скрученную в веревку.
— Понимаю я, хочешь жить в коммуне, будь порядочным. Понимаю. Если нарушаешь — катись колбаской по Малой Спасской. Сам не знаю, почему распускаюсь. Я твердо выбрал первое: жить порядочным коммунаром. Можешь еще поверить?
Скрученную газету порвал. Отошел в угол комнаты и не сказал, а прокричал из угла:
— Не везет мне. Свет белый колом встал. Я у тебя как чирей. — На глазах у Боба я увидел слезы. И этого никогда с ним не было. — Я не прошу от тебя, Андреич, сейчас решения. Ты можешь подумать и решить, а мне потом скажешь.
Ну что мне оставалось делать? Я обещал подумать».
15 марта 1932 г.
«Попробую еще раз. Перевел Боба в плановый отдел. Он доволен новой работой, несмотря на снижение заработка: на прежней работе на фрезере-уреза он получал 200 рублей, тут на первое время 125. Лицо у него стало розовое, в глазах блеск появился. Мне сказал: «Теперь я не просто винт у фрезера-уреза, механически выполняющий свою работу. Работа теперь у меня умственная, Как же? Я — музыкант и должен в интеллигенцию пробиться». Да: работа теперь у него «умственная»: плановщик третьего машинного цеха.
Что день грядущий нам готовит? Как говорят: будем посмотреть».
29 марта 1932 г.
«Рисковать так рисковать! Отпустил Боба в Москву. Боб сказал, что теперь он совсем другой человек и хорошо бы ему «проветриться». Сперва я отказал, но он все-таки упросил. «Я теперь интеллигенция. Неужто опять подозреваешь?» Что тут поделаешь? Правильно ли я сделал? Надо же проявлять доверие.
Вот уже и опыт есть у меня в работе, а все время надо на ходу принимать решения. Тут нет учебника, в который бы заглянул, справился, как поступать. Сам случай подсказывает. «Человек — это звучит гордо».
