– Я помню, но напоминать об этом нескромно[268].
Перед этим спившийся Андреев стучался в квартиры писателей ночью. Все считали, что это НКВД – и когда видели спившееся лицо, давали любые деньги.
…А вот рассказ Башкировой о Цявловской[269].
Татьяне Григорьевне незадолго до смерти приснилось, что муж просит ее сварить кофе. Она встала, сварила кофе, поставила у кровати и легла досыпать.
Мстислав Александрович[270] умер тридцать лет назад.
Ее домработница на следующий день во сне увидела людей в белых одеждах, которые вошли в комнату Т. Г.
Утром она ей сказала:
– А за тобой приходили.
Когда Т. Г. ночью начала умирать, домработница говорила ей:
– Да ты потерпи, потерпи, Татьяна Григорьевна. Я ведь так просто сказала…
7.11.79. …Гор – молодец, уже начал новую повесть, хотя только что сдал предыдущую!..
2.11.80. Говорил с Бурсовым и Гором. Только что прошло бурсовское семидесятилетие. Пышно отмечают, где-то звонят в колокола – ордена грядут, публикации. Бурсов на коне – только что был в Югославии, поверг всех, как он сказал, говорил о мощи и немощи литературы. Сегодня интервью в «Литературной России», самоинтервью. Сам задает вопрос и сам на него отвечает. Этакий Мао, творящий чудеса.
…Гор обратен. Он стар – и слаб как ребенок. Да еще заболела Наталья Акимовна. Ах, как они отличаются, эти два человека! Триумфатор, не чувствующий своего конца, – и нахохлившийся, испуганный надвигающейся бедой Гор.
Не знаю, суждено ли мне быть у их конца, – все мы во власти бога, – но я больше горюю о Горе, что-то очень печальное, страшное чудится мне.
А тут еще сегодня пародия Александра Иванова – острая и точная, как бритва[271]. Он беспощаден. Если Гор узнает, ему будет крайне худо. И, главное, этот талантливый бандит как-то угадал суть, попал в цель.
4.11.80. Очень тяжелый Гор. Гангрена ноги, собираются ампутировать – вялотекущая. А температуры нет. В больнице лежит очень тихий, все знает и понимает… Спрашивал об Оле и обо мне.
Я оказался свиньей. Из-за премьеры[272] совсем не звонил, а он все спрашивал о литературных делах моих. «Сеня, – сказал он, – хоть пишет. Вот премьера в театре, это хорошо. Хотя у него худо и с Олей[273], и с мамой».
А вчера сказал, что он превратится в воду и уйдет (утечет) в девятнадцатый век.
6.1.81. Умер Гор, самый близкий мне человек, почти отец. Вся моя литературная жизнь – рядом. Сейчас тьма воспоминаний. Он все же был очень расположен ко мне, радовался каждому приходу и разговору. Я вижу его в Комарово у письменного стола, пишущим, прищурив глаз. Лицо очень близко к бумаге, чуть повернутое от листа.
