По странному стечению обстоятельств мне вскоре представился случай познакомиться с ним поближе. Примерно неделю спустя после моего падения в угольный подвал, когда рана, нанесенная моему самолюбию, еще не зажила, я, заглянув в приемную, увидел, что там в одиночестве сидит Уэсли, то есть в одиночестве, если не считать тощей черной собачонки у него на коленях.
Я просто не поверил своим глазам. Сколько раз отшлифовывал я фразы, приготовленные именно на этот случай! Однако из-за собаки я сдержался: если ему требовалась моя профессиональная помощь, я не имел права начинать с нотаций. Может быть, потом…
Я надел белый халат и вышел к нему.
– Чем могу служить? – спросил я холодно.
Мальчик встал, и выражение вызова на его лице, смешанного с отчаянием, говорило о том, чего ему стоило прийти сюда.
– С собакой у меня неладно, – буркнул он.
– Хорошо. Неси ее сюда.
Я пошел впереди него в смотровую.
– Пожалуйста, положи ее на стол, – сказал я и, пока он укладывал собачонку на столе, решил, что не стоит упускать случай. Осматривая собаку, я небрежно коснусь недавних событий. Нет, никаких упреков, никаких язвительных уколов, а просто спокойный разбор ситуации. И я уже собрался сказать: «Почему ты все время устраиваешь мне пакости?» – но взглянул на собаку, и все остальное вылетело у меня из головы.
Собственно, это был полувзрослый щенок самых смешанных кровей. Свою черную глянцевитую шерсть он, наверное, получил от ньюфаундленда, а острый нос и небольшие вздернутые уши говорили, что среди его предков присутствовал терьер, но длинный, тонкий, как веревочка, хвост и кривые передние ноги поставили меня в тупик. Тем не менее он был очень симпатичным, с доброй выразительной мордочкой.
Но все мое внимание поглотили желтые комочки гноя в уголках его глаз и гнойная слизь, текущая из носа. И боязнь света: болезненно зажмурившись, песик отвернулся от окна.
Классический случай собачьей чумы определить очень просто, но удовлетворения при этом не испытываешь ни малейшего.
– А я и не знал, что ты обзавелся щенком. Давно он у тебя?
– С месяц. Один парень спер его из живодерни в Хартингтоне и продал мне.
– Ах так! – Я смерил температуру и нисколько не удивился, увидев, что столбик ртути поднялся до сорока градусов.
– Сколько ему?
– Девять месяцев.
Я кивнул – самый скверный возраст.
И начал задавать все положенные вопросы, хотя знал ответы заранее. Да, последние недели песик вроде бы попритих. Да нет, не болел, а как-то заскучал и иногда кашлял. Ну и разумеется, мальчик забеспокоился и принес его ко мне, только когда начались гнойные выделения из глаз и носа. Именно на этой стадии нам обычно и доводится осматривать чумных животных – когда уже поздно.
