Распоряжения сената были тщательно продуманы и, возможно, даже осуществимы в условиях неограниченного времени. Но никто в Венеции еще не понимал ни непреклонности султана, ни превосходного качества его вооружений. Опасность, грозящая Константинополю, была известна; но все верили, что великий город-крепость каким-то образом сможет держаться бесконечно долго.
Римский папа, несмотря на все свое беспокойство, торопился еще меньше. Лишь 5 июня, когда через неделю после того, как все закончилось, его представитель, архиепископ Рагузы, сообщил сенату о предложении его святейшества: чтобы венецианцы одолжили ему пять галер для спасения города. Он был готов заплатить четырнадцать тысяч дукатов, которые должны были покрывать жалованье экипажей за четыре месяца. Архиепископу сказали, что этого недостаточно. Он вернулся в Рим с требованием, чтобы папа заплатил и за часть вооружений; а тем временем галеры подготовят к дальнему пути.
Не ведая обо всех этих проволочках и надеясь в кратчайший срок установить контакт с венецианским флотом, венецианскую бригантину из флотилии, стоявшей в Золотом Роге, с двенадцатью замаскированными под турок добровольцами на борту отбуксировали к заграждению вечером 3 мая. В полночь отодвинули цепь, чтобы пропустить ее. Подняв турецкие флаги, она, несомая северным ветром, беспрепятственно поплыла по Мраморному морю и вышла в Эгейское[66].
В самом же городе напряжение стало сказываться на настрое защитников. Взаимная неприязнь между венецианцами и генуэзцами прорывалась открытыми ссорами. Венецианцы винили генуэзцев в катастрофе 28 апреля. Генуэзцы парировали, что во всем виновата опрометчивость Коко. Затем они обвинили венецианцев в том, что те уводили корабли в безопасное место при всякой возможности. Венецианцы возразили, что они сняли рули с многих своих галер и хранили их вместе с парусами в городе. Почему генуэзцы не поступили так же? Генуэзцы заметили, что не намерены снижать мореходность своих судов, особенно в ситуации, когда у многих из них в Пере находятся жены и дети. Когда венецианцы далее упрекнули генуэзцев в том, что те поддерживали связь с лагерем султана, последовал ответ, что любые переговоры, которые они там вели, совершались с полного ведома императора, с которым у них одинаковые интересы. Перебранка приобрела настолько публичный характер, что император в отчаянии вызвал к себе глав обеих сторон и умолял их помириться друг с другом. «Нам хватает и войны за нашими воротами! – воскликнул он. – Ради Господа Бога, не начинайте войну между собой». Его слова не прошли даром. Внешне сотрудничество восстановилось, но неприязнь осталась.
