Мы видим визуальный мир отчетливо и начинаем понимать, что другие культуры, родные и восточные, развивались на достаточно разных чувственных уровнях, ибо не только каждое чувство уникально, но и у каждой культуры свое представление об удовольствии и боли. Возможно, наше выживание (особенно комфорт и счастье) зависит от осознания природы нашей среды. Принято обвинять компьютеры, которые мы по привычке называем машинами. Это, разумеется, откровенное глядение в зеркала заднего вида — смотрим на старый окружающий мир в зеркало нового и при этом игнорируем новый.
Мы все роботы, пока некритически вовлечены нашими технологиями
Левенштейн пишет:
Можно сказать, что, в конце концов, человек — не робот, поэтому все автоматические приборы мало подходят для нашего понимания постурального контроля и контроля над каждым движением. Ничего не будет дальше от правды... Координация движений конечностей и позы тела у нас обычно бессознательны и автоматичны, однако сколь бы сложные сенсорные структуры ни использовались, информационные эмиссии из них с трудом достигают высших центров мозга, но вызывают то, что в медицине называют рефлексами.
Человек — робот не только в личных рефлексах, но и в культурном поведении, и во всех реакциях на продолжения тела, которые мы называем технологиями. Продолжение человека, со всеми их окружениями, суть очевидные области проявления процесса эволюции.
С развитием нервной системы как новой среды электронной информации стал возможным и новый уровень критического познания. Такое познание в западном мире, например, критика и дискриминация жизни посредством чувств, выраженной в нашей окружающей среде, ранее оставались лишь уделом людей искусства. Любой артист был пришельцем и изгоем в западном мире — до недавних пор. А вот на Востоке все было строго наоборот на протяжении веков. Но восточный мир есть мир, который никогда не дробился и не испытывал стресса на визуальном уровне. Искусство в нем рассматривалось как основной путь адаптации к окружающей среде.
Окакура Какудзо в своей «Книге о чае» писал, что главное вовсе не чай, а сама церемония:
Даже в этом гротескном извинении за даосизм, который находим в Китае сегодня, мы можем наслаждаться богатством образов, не свойственным ни одной другой культуре. А главный вклад даосизма в азиатский мир касается привнесенной эстетики. Китайские историки всегда рассуждали о даосизме как об искусстве бытия в мире, потому что он имеет дело с нами сегодняшними. Именно в нас Бог встречается с природой, а вчера расстается с завтра. Настоящее — бесконечность, законная сфера относительности. Относительность стремится к адаптации; адаптация есть искусство. Искусство жизни заключается в постоянной адаптации к нашему окружению.
