Война и мир в глобальной деревне | страница 48
и Шпенглера. Эти гиганты мысли потратили жизнь на построение описательной истории перемен, для которых они не смогли установить никаких причин.
И все же без причины противодействие невозможно, так что писатель вряд ли может оседлать перемены, как серфер оседлывает волну. Пусть он держится грациозно и профессионально, волна ему не подчиняется. Когда известна причина, по крайней мере, уже не важно, устранять ее или противостоять ей. Например, болезнь голландских вязов, которую завезли случайно в ходе исследовательского эксперимента, можно победить за 2500 долларов на дерево, но ведь требуется вылечить все деревья. Одно дерево само по себе спасти нельзя. Не схожа ли эта ситуация с состоянием человеческого общества? Эти самоампутации, которые мы называем новыми технологиями, формируют обширную новую среду, против которой отдельный организм практически бессилен.
Эффект «подключения», характерный для телевизионного поколения (15 лет и младше), побуждает их читать книги наподобие «Сиддхартхи» Германа Гессе. Гессе был фаворитом интеллектуалов 1920-х годов и оказал немалое опосредованное
влияние на «Бесплодную землю». Повесть «Сиддхартха» — это история насилия как поиска идентичности. Она рассказывает одиссею одаренного сына богатого брахмана, который покидает дом, чтобы стать саманой, бродячим мудрецом. Аскетизм и самоотречение — такая же форма насилия, путь открытия внутренних границ и территорий, как война или образование.
Вечером того же дня они догнали трех аскетов, трех тощих саманов, и попросили разрешения стать их спутниками и учениками. Их приняли.
В ближайшем селении Сиддхартха подарил свою одежду бедному брахману. Теперь он носил только набедренную повязку, а кусок холста землистого цвета служил ему плащом. Он ел только раз в день и не ел ничего приготовленного на огне. Он постился пятнадцать дней. Он постился двадцать восемь дней. Плоть ушла с его щек и бедер. В его ставших большими глазах вспыхивали отблески видений, на высохших пальцах отросли длинные ногти, на подбородке — жесткая спутанная борода. Ледяным становился его взгляд, когда он встречал женщин, презрение кривило его губы, когда он проходил через город с нарядно одетыми людьми. Он видел торговавших купцов, князей, ехавших на охоту, людей в трауре, оплакивавших своих умерших, проституток, предлагавших себя, врачей, трудившихся над больными, жрецов, определявших день сева, целовавшихся влюбленных, матерей, баюкавших своих детей, — и ничто не имело цены в его глазах. Все лгало, все пахло — пахло ложью; все изображало смысл, и счастье, и красоту — и всюду неосознанная подмена, обман, ложь. Горек на вкус был этот мир. Мучением была жизнь.
