Война и мир в глобальной деревне | страница 17
Папааппаррасануарагшеаллахнатуллагмонганмакмакмаккваккрякхерджкбллноншмякбандаддидоддл!
Гром № 9: Автомобиль и самолет. Оба
централизуют и децентрализуют кризис в
городах. Скорость и смерть.
Хусстин хасстин каффин коффин-гроб
Хусстинхасстинкаффинкоффинтуссемтоссемдамандамказаккусокобиксатукспескбекоскашларкаркаракт!
Гром № 10: Телевидение. Назад к
племенному, примитивному
грязебарахтанию. Последний гром =
завихрение, грязное поминовстание и
потемки невизуального, тактильного
человека.
Улльходтурденвирмадгордрингнирурдрольнирфенрирлу
Улльходтурденвирмадгордрингнирурд-рольнирфенрирлуккилокибогимандодреринсурткринмгерраккинароркар!)
Наука управления, предназначенная для достижения практических целей, требует от человека опыта, для которого подчас мало целой жизни, и он должен с величайшей осторожностью приступать к работам по сносу общественного здания, которое в течение веков отвечало своему назначению, и с еще большей осторожностью — к возведению нового, особенно когда перед нами нет модели, доказавшей свою полезность.>{1}
В другом месте своего трактата Берк делает замечание, предвосхищающее компьютерную эпоху: что первое право всякого человека в цивилизованном обществе есть право быть защищенным от последствий собственной глупости.
В новый век Мальтуса и Адама Смита все больше доминировал квантитативный принцип. Он подразумевал высшую степень фрагментации человеческой чувствительности, и Берк затрагивает эту тему, прежде чем попрощаться с порой, каковая была для него, рассуждая относительно, периодом интегрального существования: «Политический разум действует по принципу расчета: он складывает, вычитает, умножает
и делит не метафизические, а реальные нравственные наименования». Его видение уходящей цивилизации, как выразился бы Том Маколей, знакомо каждому школьнику:
Прошло уже шестнадцать или семнадцать лет с той поры, как я видел королеву Франции, тогда еще жену дофина, в Версале; несомненно, никогда доселе не появлялось там существо столь восхитительное; она едва вступила в эту сферу, украшением и отрадой которой стала; я видел ее в момент, когда она только всходила над горизонтом, подобная утренней звезде, излучающая жизнь, счастье и радость. О, какие перемены! Какое сердце нужно иметь, чтобы без волнения наблюдать такой взлет и такое падение! Мог ли я думать, когда видел, как она принимала знаки уважения и восторженной почтительной любви, что ей когда-нибудь придется носить и таить в груди противоядие, позволяющее мужественно противостоять самым ужасным катастрофам! Мог ли я вообразить, что доживу до того времени, когда увижу, как галантная нация, нация людей чести и кавалеров, обрушит на нее такие несчастья! Я думал, что десять тысяч шпаг будут вынуты из ножен, чтобы наказать даже за взгляд, который мог показаться ей оскорбительным. Но век рыцарства прошел. За ним последовал век софистов, экономистов, конторщиков, и слава Европы угасла навсегда. Никогда, никогда больше мы не встретим эту благородную преданность рангу и полу; этого гордого смирения, повиновения, полного достоинства, подчинения сердца, которое в рабстве сохранило восторженный дух свободы.
