— Я точно знал ее не настолько хорошо.
— А она… — Саша замялась.
— Что? Не страдала ли она старческим слабоумием?
— Типа того.
— Она казалась адекватной. Вежливой и радушной. Но после этих записей… я сомневаюсь.
— Наверняка у нее были провалы в памяти. И амнезия вызывала панику.
— Грустно, если такое случится с дедом.
«Какой занятный дом, — подумала Саша, — пропавшие дети, медиумы, тоже, кстати, пропавшие, художник-самоубийца и вот еще старушка, вышивающая абракадабру во сне».
По подворью проскакала пегая лошадь. Загорелый работник фермы ехал верхом. Взгляд Саши зацепился за поводья в его руках. Смутная мысль вспыхнула и погасла, не успев зафиксироваться. Но эта же мысль вновь пришла Саше по пути домой.
Мертвые дети в ее кошмаре. Мальчик и девочка с пересаженными головами. Их позы. Они вовсе не предлагали ей выбрать нечто, спрятанное в кулачках. Они подражали наездникам. Они управляли невидимыми лошадьми.
И повторяли совсем не «куча, куча».
Саша замешкалась в дыму пролетевшего по трассе грузовика.
Дети из сна говорили «Кучер».
— Готово, — сказала мама, откладывая молоток. — Принеси веник, солнышко.
Саша смела в совок щепки. Мама воплотила угрозу, демонтировала пороги при входе в гостиную и спальню. Отныне Алексины могут свободно передвигаться, не боясь сломать себе кости. В память о порогах остались светлые полосы. По паркету рассыпались белые крупицы.
— Опять соль.
— Дочь, обещай, что, когда я стану старой, ты запретишь мне хранить сахар в ножках стульев и перец за унитазом.
Сашу мамина шутка ни капли не развеселила.
— Ты не будешь такой.
— Я помню твою прабабушку, — сказала мама. — Она была замечательной. Мудрой и доброй. И прадед, Савва. Катал на плечах, угощал блинами. Они всегда радовались моим приездам. А потом бабушку парализовало, и у нее помутился разум. Она говорила, что грабители залезают в форточку и воруют ее зубы. Три года была прикована к постели, устала и покончила с собой. Умудрилась удавиться поясом халата.
— Ты не рассказывала, — пробормотала Саша.
— А дедушка Савва, — продолжила мама спокойно, — я его так любила, и он меня. Я к нему в больницу пришла, он умирал уже. Мне пятнадцать было. Говорю: дед, чем тебе помочь? А он говорит: внучка, юбку задери и покажи мне…
— Ой, — вырвалось у Саши.
— И взгляд у него был безумный. Потому что он одной ногой в могиле стоял.
— Ты… обиделась на него?
— Нет, что ты. Я его в лоб поцеловала, а он заплакал. Так что старческий маразм — страшная штука. И хранить специи в подполе — сущие мелочи.
