— ...он бабник, бабник! — кричал Коньков. — Добрыня всегда дает ему в дорогу одну из своих служанок.
— Правильно, — согласно прогундосил Андрон.
— Служанки не могут отказать. Они — никто и ничто, они — немые...
— Правильно — немые, — опять согласился Андрон.
Чувствую, как по спине прошла дрожь и приятными острыми спазмами перекатилась в пах. Это вызвало чувство тошноты. Онанизмом заняться, что ли? Нет, лучше бабу. Ха, бабу! А деньги? Думать надо, шевелить мозгами.
Поднялся, подошел к двери.
— Прошу прощения: репетиционное время закончилось, — сказал я (действительно, три с половиной часа прошло). — Нужно идти на радио деньги зарабатывать.
И закрыл за собой дверь.
Безмолвие.
Люблю вкусно поесть. Правда, кого этим удивишь: кто не любит? Хотя, в отличие от многих других, сутками могу голодать, даже капли воды в рот не брать. Сегодня у меня желание вкусно, даже очень вкусно поесть. И женщину!
Только подумаю про нее — и сразу штаны натягиваются от напряжения члена. На конце чувствую выделение смазывающей капельки, которая жестко вытирается плавками, вызывая чувство брезгливости. У-У, елки-палки!
Незаметно, через карман, зажимаю в кулак член и весь содрагаюсь. Перед глазами юбки, джинсы, платья, шорты, колготки «Леванте», «Фантастика», «Гламур», «Театра»... А под ними музыка, поэзия, архитектура, опера, сим-фо-ни-я. Особенно когда смотришь сзади — с ума сойти можно!
И схожу. Всем своим пересохшим, изболевшимся, замученным существом. Слышу отчаянный зов: приди, возьми, сорви с моего тела ненавистную условную ненужность обманной цивилизации.
Животная, человеческая течка! Всемирная течка!!! Эта грязная, вонючая лава — рождение самого чистого светла, самого высокого звука и самой безупречной тишины. Она все: и сиреневый аромат под окнами, и первый луч солнца, который щекочет лицо, пробиваясь сквозь зеленую липовую крону, а ты закрываешься от него рукой и смеешься; божья коровка, которая куда-то торопится по зеленому листику травинки; уж на солнце; задумчивый зубр с медным отливом глаз; вечерний звон; звонкая струя речушки под ивами; муравьи и птицы в своей вольности. И убийства — тысячи, миллионы... Гниение трупов, болезни, эпидемии — все! Все!!! Эта всемирная течка — Бог!
В моей руке бутылка водки. Несу ее с вызовом, выставляя, как приманку. Начинаю замечать жадные взгляды. Понятно, мужские мне пофиг, а женские — секундные. Ну ты е мое, — ни одна не взглянула так, чтоб можно было подлащиться. До бульвара осталось совсем ничего. А там не очень-то многолюдно сегодня. И пока ни одна не клюнула. Может сделать круг до Комаровки? Да ну его! Ноги устали от ходьбы: километра два прошел.
