, скорее всего, признавших власть монгольского каана еще во времена похода Джучи, но теперь «восставших», Чингис-ханом был направлен Борохул-нойон. Однако миссия Борохула окончилась неудачей, а сам он, попав в засаду, погиб [27, с. 175; 40, с. 178]. Это, в свою очередь, не только повлекло за собой гнев Чингис-хана и желание отомстить за гибель старого соратника, но и послужило поводом для дальнейшего усиления монгольского присутствия в регионе, подразумевавшего неизбежное в этом случае давление на запад. Давление это проистекало двумя потоками. Одна часть монгольских войск, ведомая Дорбо-Дакшином, а затем и царевичем Джучи, карающей десницей обрушилась на хори-туматов и киргизов, другая, основная их группировка, согласно стратегическим замыслам монгольского повелителя направлялась в глубокий рейд в Дешт-и-Кипчак под благовидным предлогом наказания «зловредных мэргэдов». О важности планируемого похода свидетельствует проведение общего сбора монгольских военачальников и обсуждение на нем деталей предстоящей кампании.
Чингис-хан «собрал всех полководцев в Черном лесу на реке Тола и спросил: "Кто именно сможет пойти для меня карательным походом на меркитов?" Субэдэй попросил поручение себе, государь укрепился [в своем решении] и разрешил это» [18, с. 226]. Действительно, уничтожение меркитов, как подчеркивалось выше, являлось принципиальным для Чингис-хана мероприятием, но важно (и это в полной мере подтвердят события ближайших лет), что поход против своих давних врагов великий каан прежде всего увязывал с готовившимся им вторжением в Государство хорезмшахов, во владения кара-киданей (Си Ляо), а также захватом степного пространства вплоть до Яика[10] и покорением населявших его канглов, кимаков, огузов, кипчаков и башкир. Основные джайляу последних находились в пределах Южного Урала, однако, как известно, их племена вольны были кочевать и в Зауралье, и в Западной Сибири, и по северным областям Дешта, а следовательно, подпадали под готовившийся удар.
Весьма символично и то, что ответственным за предстоящее предприятие Чингис-хан назначил своего «свирепого пса» Субэдэй-багатура и не ошибся в выборе, тем более что тот уже несколько раз наведывался за Тарбагатайский перевал, участвуя в операциях по нейтрализации найманского царевича Кучулука и уничтожению меркитского вождя Тохтоа-бека.
Недаром Г. А. Федоров-Давыдов отмечал, что с определенного момента «…Субедей-Бахадур стал в среде монгольских военачальников настоящим "специалистом" по западным походам: без него не обходилась ни одна военная акция монголов против западных народностей» [46, с. 231]. Я не зря акцентирую внимание на личности Субэдэя, и даже не потому, что во многом, именно благодаря ему — ярчайшему представителю своего жестокого века, оставившему о себе печальную память как о беспощадном завоевателе в разных частях Евразии, от Венгрии до Китая, — на полях сражений была обеспечена слава монгольского оружия. Главная причина в том, что его деятельность как полководца и дипломата являлась «основополагающим стержнем всех мероприятий, проводимых завоевателями и направленных на утверждение политического господства в этой части континента (в данном случае Волго-Уральского региона. —
