Тявзинский мир нанес ущерб экономическим интересам страны, нуждавшейся в расширении торговли с Западной Европой. Московская дипломатия пошла на уступки Швеции из-за неверной оценки ситуации, сложившейся в Восточной Прибалтике. Уния между Швецией и Речью Посполитой оказалась менее прочной, чем полагали в Москве[61]. Когда Борис убедился в этом, он отказался ратифицировать Тявзинский договор. Однако это ничего уже не меняло: балтийский вопрос остался нерешенным.
С. Ф. Платонов превозносил внешнеполитический курс Годунова. «Руководитель московской политики Борис, — писал он, — мог хвалиться тем, что заставил соседей принять возрождение политической силы Москвы после понесенных ею поражений»[62]. В самом деле, при Годунове Россия добилась частичного пересмотра итогов проигранной Ливонской войны. Исконно русские земли, утраченные при поражении, были возвращены России. Но страна не получила выхода на Балтийское море, жизненно важного для ее экономического развития.
Восточная политика Годунова ознаменовалась большими успехами. Россия отразила нападение татар и укрепила безопасность своих южных рубежей. В короткое время выстроены были новые пограничные крепости: Воронеж (1585), Ливны (1586), Елец (1592), Белгород, Оскол и Курск (1596). Оборонительная линия оказалась отодвинутой на юг в «дикое поле».
В правление Бориса Годунова государство впервые смогло выделить более крупные силы для систематического завоевания Сибири. Знаменитый поход Ермака послужил лишь начальным моментом великой сибирской эпопеи[63]. Стрелецкие отряды, посланные за Урал в 1584–1585 гг., не сумели закрепиться там. Между тем сибирский хан Кучум потерпел поражение от одного из своих соперников Сеид-хана и уступил ему столицу ханства Кашлык (Искер). В 1587 г. русские выстроили неподалеку от Кашлыка город Тобольск. Сеид-хан попал в плен, старая татарская столица запустела. Чтобы окончательно утвердиться за Уралом, царские воеводы выстроили на Оби множество острожков. В глухих таежных местах поднялись укрепленные городки Березов, Обдорск, Сургут, Нарым, Тара. Перед русскими открылись пути в глубины неведомого материка. Присоединение Сибири имело важнейшее значение для исторических судеб России.
Со времен Н. М. Карамзина обвинение Годунова в убийстве Дмитрия стало своего рода традицией. «Злодейское убийство» незримо присутствует в главных сценах пушкинской трагедии о Борисе Годунове. Именно Карамзин натолкнул Пушкина на мысль изобразить в характере царя Бориса «дикую смесь: набожности и преступных страстей». Под влиянием этих слов А. С. Пушкин, по его собственному признанию, увидел в Борисе его поэтическую сторону. Разумного и твердого правителя не страшит бессмысленная и злобная клевета, но его гнетет раскаяние. 13 лет кряду ему все снится убитое дитя. Муки совести невыносимы:
