Борис Годунов | страница 32



Преследования Шуйских и их приверженцев не покончили с оппозицией. Центром антигодуновской агитации оставался Углич — резиденция младшего сына Грозного. Раздор между московским и удельным дворами нарастал с каждым днем. Одним из последствий его был небольшой, но многозначительный эпизод, связанный с завещанием Грозного.

Не опубликованные до сих пор документы Венского архива приоткрывают краешек завесы, окутавшей историю царского завещания. Первый из этих документов — донесение из Москвы Луки Паули. Этот австрийский подданный, долго живший в Москве, был послан Борисом в Вену и заинтриговал имперских чиновников рассказами о царском завещании, якобы касавшемся австрийского дома. Габсбурги отправили в Россию посла Варкоча, поручив ему во что бы то ни стало ознакомиться с завещанием. Ценой больших усилий Варкочу удалось получить необходимую информацию. Борис Годунов, писал он из Москвы, подавил раскрытый им боярский заговор, строго покарал повинных в крамоле душеприказчиков Грозного, а царское завещание, как говорят, разорвал. Паули дополнил отчет посла драматическими подробностями. Он сообщил о скоропостижной смерти дьяка Саввы Фролова, переписчика завещания Грозного, которого, как можно было подозревать, отравили, чтобы царское завещание не стало известно[39].

Трудно оценить достоверность австрийских данных. Налицо лишь внешнее совпадение фактов. Свидетель кончины Грозного Горсей подтверждает, что Грозный продиктовал духовную ближнему дьяку Савве Фролову. В апреле 1588 г. завещание, как слышал Паули, еще существовало в целости. Не позднее ноября следующего года австрийцы узнали о его уничтожении. Как раз в это время карьера дьяка Фролова оборвалась и его имя навсегда исчезло из документов.

Уничтожение царского завещания, по тогдашним меркам, было делом неслыханным. Если это сделал Борис, то что толкнуло его на такой шаг? Может быть, опасность для него таили в себе те распоряжения Грозного, которые касались полномочий регентов и определяли права Дмитрия, младшего брата Федора?

В случае смерти бездетного Федора царевич Дмитрий оставался единственным членом царствующего дома. Нагие понимали, что малолетний царевич может сесть на царство в любой момент, и по-своему готовились к этому, старательно поддерживая в нем неприязнь к советникам царя Федора. В характере Дмитрия, страдавшего эпилепсией, рано проявилась унаследованная от отца жестокость. Зимой мальчик лепил снежные фигуры и называл их именами ближних бояр. Окончив работу, он принимался лихо рубить им головы, приговаривая: «Это Мстиславский, это Годунов». В Москве детские «глумления» царевича вызывали неудовольствие и страх. Взаимные подозрения достигли предела. Угличский двор распространял повсюду слухи, будто родственники Федора, рассчитывавшие заполучить трон в случае его бездетной смерти, пытались «окормить» Дмитрия зельем. Слухи эти записал в 1588–1589 гг. английский посол Флетчер. Они оказались столь живучи, что попали на страницы поздних русских летописей XVII в.