В Лондоне Горсей должен был выполнить еще одно поручение деликатного свойства. Он обратился к лучшим английским медикам за рекомендациями относительно царицы Ирины, которая часто, но неудачно бывала беременна. С наступлением весенней навигации английский корабль доставил в Россию опытную акушерку. Но дело получило преждевременную огласку и принесло много неприятностей Борису. Ему пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы не допустить обсуждения щекотливого вопроса в Боярской думе.
В своем письме Федору королева Елизавета сообщала, что посылает к русскому двору искусную, опытную повивальную бабку и доктора, который будет руководить действиями бабки и принесет пользу здоровью царицы. Однако в Москву был допущен один только доктор. Повивальную бабку задержали в Вологде, всякие упоминания о ней были тщательно удалены из королевской грамоты при переводе на русский язык. Представленный членам Боярской думы перевод гласил, что из Лондона прибыл доктор, который «своим разумом в дохторстве лутче и иных баб».
Годуновы надеялись, что рождение наследника разом упрочит будущее династии, и следовательно их собственное положение при дворе. Но обращение к «иноверцам» и «еретикам» привело в неистовство противников Бориса, ревностно заботившихся о благочестии и не допускавших мысли о том, что «еретическая дохторица» (повивальная бабка) может облегчить появление на свет православного царевича.
В Москве назревали грозные события, и Борис вынужден был смириться. «Дохторица» жила в Вологде целый год, да так ни с чем и уехала на родину. Рождение наследника не входило в расчеты оппозиции. Царская семья оказалась игрушкой в руках могущественных бояр и духовенства, объединившихся в попытке уничтожить Годунова.
Борис познал могущество и бессилие. Ему не удалось сохранить в тайне обращение к лондонскому и венскому дворам. С весны 1586 г. по Москве поползли зловещие слухи, будто Годуновы хотят возвести на трон австрийского католика и при живом муже сватают за него царицу Ирину, а в случае неудачи готовы бежать к английским протестантам. Все эти толки дали новую пищу для боярской агитации против Бориса. Положение в столице осложнилось после того, как в конце апреля умер Никита Романов-Юрьев. Последовавшее затем народное возмущение едва не погубило Годуновых.
Современники, пережившие Смуту, с восторгом вспоминали о тихом и безмятежном царствовании Федора. Но они многое забыли. Принято называть «бунташным» время царя Алексея Михайловича. На самом деле «бунташный» век начался сразу после смерти Грозного. При «тишайшем» Федоре народные волнении повторялись с поразительной периодичностью и силой.
