Теперь вновь вернемся к вопросу: почему при всей активизации внешней политики в странах Южных морей в начале XV в. минское правительство не обратило себе на пользу такое выгодное для него условие, как широкое распространение в этих странах китайских колонистов? На первый взгляд дело обстоит довольно просто: китайские источники «официального» толка относят переселенцев к людям, нарушившим моральные установления уже самим фактом ухода на жительство за пределы Китая. Здесь несомненно сказалось влияние господствовавшей конфуцианской идеологии, пытавшейся закрепить твердое положение каждого индивидуума в рамках феодального общества и осуждавшей всякий уход из родных мест, от «могил предков». Однако подобное отношение «официальных» источников отразило и то, что китайские феодальные власти боялись создания заморских центров оппозиции их безудержному гнету и мелочному надзору. Мы уже отмечали, что давало почву для этих опасений в конце XIV в. Аналогичные причины сохранились и в начале XV в. В этой связи уместно напомнить, что в официальных источниках одним из основных мотивов снаряжения морских экспедиций выступают розыски якобы бежавшего за море свергнутого императора. Вновь обострилась в начале XV в. и борьба с «японскими пиратами». Кроме того, как мы покажем ниже, минское правительство в конце XIV — первой половине XV в. пыталось, насколько возможно, установить свою монополию на внешнюю морскую торговлю. Китайские переселенцы, занимавшиеся частной торговлей у берегов Китая зачастую в обход надзора властей, рассматривались последними как нарушители всевозможных запретов и ограничений в этой области. Это также отражалось на отношении к переселенцам в официальных источниках.
Однако основная причина «равнодушного» отношения минского правительства к использованию в своих интересах китайских переселенцев в странах Южных морей лежала еще глубже. Она неотделима от тех причин, которые обусловили отмеченную выше половинчатость предпринятых шагов в период активизации китайской политики в этом районе в начале XV в. По существу всю деятельность минского правительства в странах Южных морей в начале XV в. можно считать определенной попыткой проведения колониальной политики. Как известно, формы колониальной политики той или иной страны непосредственно связаны с конкретным уровнем социально-экономического ее развития, а также особенностями ее политического строя, господствующей идеологии и т. д. Для того чтобы яснее понять, почему колониальная политика минского правительства проявилась в показанной выше своеобразной форме и не пошла дальше, сопоставим ее с хорошо изученной колониальной политикой западноевропейских держав периода так называемого первоначального накопления капитала, начавшегося в конце XV в.
