В.Я. Пропп говорит о связи яги с обрядом инициации следующее: «Посвящаемый уводился в лес, вводился в избушку, представал перед чудовищным существом, властителем смерти и властителем над царством животных. Он спускался в область смерти, чтобы оттуда снова вернуться на „верхний свет“. Мы знаем, что он подвергался символическому ослеплению… Мы знаем, что при этом производилось и обрезание, не сохраненное сказкой, и выбивание передних зубов, также не сохраненное… Действия, которые совершаются над юношей, напоминают нам действия, которые герой сказки совершает над ягой… Однако между обрядом и сказкой имеется одна принципиальная разница. В обряде глаза залепляются юноше, в сказке — ведьме или соответствующему ей персонажу. Другими словами, миф или сказка представляют собой точное обращение обряда». Это обращение связано с тем, что человеческое восприятие переносило страдание посвящаемого на источник страданий, на самого мучителя, в данном случае — на ягу.
«Обрядовые корни» обнаруживаются и у таких персонажей, как Кощей Бессмертный, огненный змей, жар-птица, в представлениях о тридесятом царстве или, в европейском варианте, об Авалоне, Броселианде и о чудесной стране Кокейн, где текут молочные реки с кисельными берегами.
Но, разумеется, сводить все многообразие сверхъестественных существ лишь к обрядам было бы довольно нелепо. Здесь нельзя забывать и о мифологическом мышлении, которое разительно отличается от современного рационального. Мифологическое мышление опирается на коллективные представления («архетипы» в терминологии К.Г. Юнга), оно в отличие от рационального пралогично. Его основная отличительная черта — мистическая сопричастность, по выражению Л. Леви-Брюля. Эта мистическая сопричастность проявляется, к примеру, в том, что некий предмет является самим собой — и одновременно чем-то иным; что человек един со своим тотемом или лесным духом, и т. д. Как замечал Леви-Брюль, «жизнь людей… зависит от того основного и первоначального факта, что в их представлениях чувственный мир и мир „иной“ составляют нечто единое. Совокупность невидимых существ… нераздельна от совокупности существ видимых. „Иной“ мир дан не менее непосредственно, чем видимый, он обладает большей действенностью и внушает более страха». Этот иной мир, вполне естественно, имеет своих обитателей, которые для человека с мифологическим мышлением реальны ничуть не меньше, чем домашние животные.
Ныне мифологическое мышление сохранилось разве что в литературе, точнее — в фантастике. Правда, фантастика предложила свою гипотезу о происхождении сверхъестественных существ. В романе американского фантаста К. Саймака «Город» несколько раз упоминаются диковинные создания, именуемые гоблинами. Как следует из текста, эти гоблины обитают в некоем параллельном измерении, откуда и совершают вылазки в наш мир. Во многих других произведениях Саймака и многих других авторов встречаются не только гоблины, но и банши, гномы, драконы, брауни и прочие сверхъестественные существа. Как правило, в большинстве случаев они оказываются обитателями иных измерений, параллельных с нашим или каким-то иным образом соприкасающихся с ним. Подобная гипотеза о происхождении «сказочных персонажей» представляется достаточно правдоподобной — по крайней мере, имеющей право на существование. По правде сказать, она предпочтительнее той, которая все сводит к суевериям невежественных предков, чье воображение, потрясенное величием природы, и населило мир эльфами и мантикорами, нимфами и домовыми, грифонами и птицами рух.
