Остап вскипел и кинулся на говорившего с кулаками, кто-то бросился их разнимать, кто-то сказал: «Правильно он ему врезал, Остап хороший мужик, и хозяин крепкий. Ни за что человека оскорбили. Нацист ты, Николаич! Махровый нацист! Получил по морде, фашик, добавить бы надо». Оторопевшие калиновцы дружно встали на сторону Остапа и решили вправить «махровому нацисту» мозги.
Драка была нешуточной, Николаича били всем миром, найдя выход высоковольтному эмоциональному напряжению, грозовой тучей нависшему над собранием. «Да понял я, понял! Не буду больше… Спьяну это я…» – оправдывался «нацист», сидя на обочине дороги и утирая рукавом рубашки разбитое в кровь лицо.
От «фашика» дружно потребовали написать заявление о выходе из СНТ, Николаич мотал головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь.
– Товарищи! Да товарищи же! Давайте продолжим, мы так до вечера не закончим, – надрывалась Татьяна Алексеевна, председатель СНТ. – А ты пойди вон, и завтра же напишешь заявление о выходе из «Калины», – добила она Николаича. Тот послушно поплёлся домой, прижимая к распухшему носу подорожниковый лист и натужно соображая, что – Танька-то дурная баба, это все знают. Может, завтра забудет, что говорила… Никакое заявление он писать не будет. И вообще, председательшу надо переизбрать, много себе позволяет.
Забегая вперёд, скажу, что заявление написать всё-таки пришлось: ретивые калиновцы сожгли «фашику» сарай и грозились поджечь дом, если он не уберётся из СНТ. Олег Олегович Николаич (дал же бог фамилию!) не показывался в «Красной Калине» до зимы, а весной на его участке объявились новые владельцы. Отношение калиновцев к хозяину «треугольника» изменилось: Остапа больше не считали чужим.
Девочек на собрание не пригласили, но они всё равно пришли. jУстроились в черемуховых зарослях за оградой, подальше от чужих глаз – так, чтобы слышать всё, о чём будут говорить на собрании. И пока собирался народ, дружно гадали, что будет на повестке дня. «Может, пруд выкопают, большой-большой! Папа лодку надувную обещал купить, надуем и будем кататься!» – мечтала Роза. «Ага! И магазин откроют, с мороженым» – добавила Аллочка. Аня молчала, сидела с отстранённым видом, и нельзя было понять, о чём она думает.
– А ты что хочешь, пруд или магазин? Что ты всё молчишь? – Роза обхватила Аню за плечи, развернула к себе лицом… и испугалась: в глазах подружки плескалось отчаяние. Руки разжались сами собой и соскользнули с поникших Аниных плеч. – Ты чего?
