Остап обвинял жену, по всем статьям.
Квартиру родительскую просрала, не могла с отцом поласковей (о том, что «поласковей» с Иваном Андреевичем мог бы быть он сам, Остап не думал).
Марью не могла дожать с завещанием, говно за ней выносила, на цырлах ходила, в своей-то квартире! А квартира теперь не твоя. Она ведь на тебя её хотела переписать, Марья-то, и жили бы сейчас как люди.
Дочку упустила, с этой школой искусств. Реставратором хочет стать, Лучше бы на дизайнера училась, или на модельера, профессия хлебная… Ты хоть знаешь, куда она поступать собирается? В училище художественное, а после в академию, там шесть лет учиться, это что же, нам с тобой до тридцати лет её кормить? Да и работу найдёт ли после Академии, ещё вопрос. Туда поступать – репетитора надо, вот мы с ней вдвоём и пашем, как проклятые. Будет ей репетитор, кровь из носу, но будет. Раз обещал, слово сдержу. И поступит сразу в Академию.
Вика слушала и не могла поверить услышанному. Оказывается, после суда, который они с Натальей проиграли (а Марькина нахрапистая родня выиграла, зубами выгрызла – и суд, и квартиру, и смотрели презрительно, когда они приехали забрать кое-какие вещи. Вещи им отдали, а картины не отдали) – после истории с квартирой на Фрунзенской набережной с Остапом Пилипенко случился инфаркт. Микроинфаркт. Он перенёс его на ногах, перетерпел, а надо было лежать. И теперь сердце прихватывает постоянно, с работы его «попросили», а частным извозом работать – то густо, то пусто, это только в кино «бомбилы» живут припеваючи. Дачу бы продать, а как её продашь, если она троих кормит?
Репетитору плати, кредит плати, за участок садовый плати… Где денег взять? Ты в мастерской своей… на хлеб заработаешь, масло в уме.
Остап говорил, Наталья молчала, и от этого было ещё страшнее.
В свой последний учебный год Вика вступила с определённым жизненным опытом. Её одноклассники – те, кто после десятилетки будут поступать в вуз, – после школы занимались с репетиторами, без этого в «серьёзные» вузы не попасть. В классе только и было разговоров – кто куда собирается поступать. Названия институтов и академий, перед которыми, по Викиному разумению, полагалось благоговеть, произносились в фамильярно-небрежной манере: Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана именовали Бауманкой, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова – Плешкой, а факультет журналистики МГУ – трепологическим факультетом. Впрочем, на «трепологическом» абитуриентов ждал творческий конкурс, и Викиным одноклассникам, что называется, не светило.
