Ты вспомни, ей ещё трёх не было, когда она характер показала, гимнастикой заниматься отказалась. Пару раз упала и заартачилась. Не знали, что с ней делать – на занятиях по растяжке плачет, заниматься не хочет ни под каким видом. С ремнём – сразу захотела. В спортзал бегом бежит, сама на бревно карабкается, никто не заставляет! Падает, встаёт, слёзы вытирает и снова на бревно… и так, пока не получится. Тренерша на неё не нарадуется, говорит, золотая девочка. Спрашивает, как вам удалось её уговорить так заниматься? Не ребёнок, а золото!
С коньками – та же история: ей, видите ли, падать больно, синяки не проходят. Не нравилось ей… И сразу понравилось!
За двойки лупили, так сказать, по сумме баллов, за тройки – за каждую в отдельности. Стала учиться без троек. Значит, может, когда не ленится! Троек почти нет. Почти. В день по шесть уроков, учить не успевает. Но старается изо всех сил – знает, что её ждёт. Впрочем, две тройки в неделю я ей разрешил, всё же нагрузки большие. Превышение лимита приравнивается к двойке. Другого языка она не понимает. Поэтому телевизор только по воскресеньям, на улицу только с разрешения.
Музыкой заниматься с этой твоей Лидией Петровной она тоже не хотела, помнишь, сколько было слёз? А что ты вытворяла со своей mano mergaite (лит.: моя девочка), ты помнишь? Ничего не помогало, на ремень не реагировала, плачет и головой мотает – не пойду. Ротвейлера она боялась больше.
Что ты от неё хочешь, Регина? Ей шестнадцать скоро, а без ремня с ней не справиться. Золотая девочка, дьяволом подшитая. Кобалия с ней наплачется, помяни моё слово, сам ремень в руки возьмёт. В ней твоя кровь – литовская, упёртая… Что-оо?! Молчи и слушай, что тебе говорят! И творогом её больше не корми, она его в унитаз спускает. Не видела? Так посмотри. Посмотри, что вытворяет твоя дочь! А ты не можешь с ней справиться, шени дэда… Всё. Закончен разговор. Дзили нэбиса!» (груз.: «твою маму… Доброй ночи!»)
Оглушительно хлопнула дверь. Маринэ сжалась в комок под одеялом и перестала дышать. Сейчас придёт воспитывать – за то, что ушла без разрешения, за то, что поздно пришла, за то, что с матерью не стала разговаривать, за творог… Матерно, как при матери, он при ней не скажет, но лучше бы матом, чем…
Вопреки её ожиданиям, отец не пришёл. Маринэ услышала, как громыхнул стул, заскрипел на кухне диван. Спать, значит, лёг. Давно он так не срывался. Регина сама виновата, довела: вправил ей мозги, пожелал спокойного сна и улёгся в кухне спать. Маринэ не выдержала, улыбнулась под одеялом, свернулась калачиком. Калачиком ей нельзя, можно только на спине. Ничего, никто не увидит.
