– Мама, я домового видела опять! Маленький такой, в смешных одёжках. Покажется и исчезнет, будто в прятки играть приглашает.
– Ты с ним играть не вздумай, не то убьёшься, как в прошлый раз. Прячется он, а тебе дела нет, книжку возьми почитай али на улку пойди, – поучала Дарья. – А в чём видела-то? Что на нём надето было?
Услышав, что домовик был одет в красное, успокаивалась. Сама Дарья видела его за всю жизнь несколько раз, в домотканых серых штанах и цветастой рубашке. Но однажды Избяной показался ей в чёрном.
Свекровь тогда сильно простудилась, маялась кашлем. Травяные отвары не помогали. Дарья отнесла фельдшерице крынку сметаны, чтобы та научила её ставить больной уколы, и колола сама.
– Спасибо, доченька, – прочувствованно благодарила свекровь. – фершалка-то как иголку всадит, так охнешь. А у тебя рука лёгкая, я и не чувствую совсем. Вы только в больничку меня не отдавайте, умру ведь там. Не отдашь?
Анна Егоровна пытливо заглядывала в Дашины глаза. И вспоминала, как наговаривала на неё Фёдору, возводила напраслину. А та ей добром платит за зло.
– Что вы такое говорите, мама! Никуда мы вас не отдадим, сами вылечим. Лекарство Федя из города привёз, беспременно помочь должно. Я курицу зарубила, супчик вам сготовила. Линоре тарелку налила, а больше не дам, щами крапивными обойдётся. Она их любит, со сметанкой-то. А вас бульончик живо на ноги поднимет, вот увидите! Фельдшерица сказывала, курятина для больного шибко полезная. Покушайте вот.
Дарья подносила к свекровиным губам деревянную ложку с наваристым бульоном, та послушно открывала рот, бормотала растроганно: «Спаси тебя Христос, доченька».
И наконец пошла на поправку.
На радостях Фёдор переколол и сложил в поленницу дрова, месяц пролежавшие в сарае, сделал сиденье для верёвочных качелей и срубил под корень старый вяз, распилив ствол надвое. На траве остались лежать два суковатых бревна. Невзирая на Дарьин запрет, Линора любила залезать на них и прыгать с бревна на бревно. И допрыгалась. Поскользнулась на мокрой коре и упала лицом на сучок. С подбородка стесало мясо почти до кости.
Дарья, у которой от дочкиного крика темнело в глазах, нашла в шкафу чистый лоскут, смочила водой и густо присыпала порошком стрептоцида. Приладив повязку, туго обмотала девочке голову платком, укачивала на руках как маленькую, утишая боль приговорками: «Уйди-пройди боль со двора, в тёмном лесе заблудись, на болоте сгинь. А коль до леса не дойдёшь да болота не найдёшь, так ступай боль во чисто поле, иди боль на четыре стороны, ищи себе другой дом, другого хозяина. В том дому тебе жить-пировать, спать-ночевать, друзей-врагов наживать. А сюда дорогу забудь».
