Дарий глухо застонал и уткнулся лицом в связанные руки. Так плохо ему было только после Светлой Передачи. Вернее, после нее было куда хуже — вспомнить, осознать и почувствовать всё разом. Но тогда все его жертвы были лишь немым укором совести, а теперь один из них стоял перед ним во плоти — живым воплощением всего того зла, которым Дарий когда-то был. И после Передачи он не чувствовал стыда, только боль и сожаление, а сейчас это новое чувство жгло хуже раскаленного железа.
— И чего ты ждешь? Руби! — выкрикнул Дарий, но ни удара, ни другой реакции так и не последовало.
Так и не дождавшись в этот момент казавшегося таким желанным избавления, Дарий озадаченно поднял голову. Лекарь не спешил обнажать меч, наоборот — смотрел на Дария задумчиво и как-то даже заинтересованно. Дарий подавил желание выругаться, а заодно и назойливую мысль, что простым срубанием головы именно этот бессмертный может не удовлетвориться. Но Лекарь продолжал молча стоять над Дарием, а тот терпеть не мог праздновать труса, даже в такой щекотливой и со всех сторон неприятной ситуации.
— Или просто моей головы тебе мало? И тебе требуется другое удовлетворение старой обиды?
— Да вот как раз думаю об этом, — хмыкнул Лекарь.
— Так чего же ты ждешь? Я безоружен и связан. Почти как ты тогда. Или чего еще тебе для полного счастья не хватает?
— Столетие не то, — вздохнул Лекарь. — Или даже тысячелетие.
— А в этом веке ты с мужиками не спишь, только с девицами? — Дарий понимал, что нарывается, но он устал, замерз, излишне ярко вспомнил то, что предпочел бы навсегда забыть, чувствовал себя предельно паршиво и хотел только, чтобы всё это поскорее закончилось. Раз уже всё равно терять голову, то вовсе необязательно растягивать этот процесс и делать его еще более мучительным.
— Ага, чередую. Столетиями. Чтоб не наскучили — ни те, ни эти, — ухмыльнулся Лекарь, оглянулся и присел на поваленное бревно.
Дарий мысленно вздохнул. Похоже, быстро не получится.
— Но мне вот что интересно, как ты докатился до того, чтобы из успешного полководца и потенциальной грозы всей Европы превратиться в смиренного монаха? — спросил Лекарь.
Дарий мрачно на него покосился, но всё же проворчал:
— Не успешного, а лучшего в том веке.
— Тем более.
Дарий рассудил, что раз отсечение головы пока откладывается, стоять на коленях неудобно, а земля хоть и холодная, но умереть от простуды ему всё равно не грозит, поэтому сел и устроился на траве поудобнее.
