Старые долги | страница 110



— Забирайте его отсюда.

Они вызвали целых десять охранников, которые и вывели Митоса — он был слегка польщён. Прошли один зал, потом другой, до лифтов и в новую часть тюрьмы. Он не чувствовал других бессмертных и не видел других заключенных.

Его новая клетка была в пустом блоке. Здесь был матрас на койке и сложенная на нем новая униформа. Охранники отвели его гулким коридором вниз, к душевым, тоже пустым, с покрытыми паутиной лампами. Вода была только холодная, но чистая и в избытке. Потом ему протянули какую-то трубку, оказалось, что для депиляции лица.

— Бритье вышло из моды? — спросил он их, но они только сердито посмотрели на него и отвели взгляды.

Депиляция причинила боль, но не слишком сильную. С гладким лицом и чистый — действительно чистый — впервые за многие десятилетия, Бессмертный был доставлен обратно в свою камеру. Чудо из чудес, его ожидала пища. Он получил горох, хлеб и что-то вроде растительного белка с большим количеством подливки. Дали даже сладкое, хотя Митос не мог определить его иначе, как «что-то со вкусом яблока». Все это было не слишком качественным, но само изобилие компенсировало этот недостаток.

Насытившийся и смертельно уставший, он должен был вскоре заснуть на своей мягкой постели, но мысли его продолжали вертеться вокруг директорского офиса и прозвучавших там откровений. Маклауд жив — и за ним по-прежнему охотятся, хотя война якобы закончена. Так ли это? Он вспомнил обмен фразами между бородатым мужчиной и Сеттером. Может быть, победа КПСА не была настолько полной, как он опасался? Может быть, ненависть уменьшилась? Или же глупость их рода не привела к уничтожению самих себя… Митос горько улыбался в темноте и не верил ни одному из предположений.

* * *

Сон пришел, как всегда приходят сны — тихо вполз сквозь беспамятство, незадолго до пробуждения. Она застонала и пошевелилась во сне, сквозь туман видя его. Она никогда не могла рассмотреть лицо, но сердце ее пело, когда она смотрела на него. Они занимались любовью, его губы ласкали все ее сокровенные, чувствительные места, его пальцы играли ею, как совершенным инструментом. Она извивалась на постели от страсти, желая, чтобы он привел ее к вершине наслаждения, чего он так искусно добивался. И хотя сон повторялся снова и снова, она так и не могла привыкнуть к внезапным вспышкам страха, что вытесняли вожделение и любовь, что заставляли её вскакивать с криком в неверном свете зари.

* * *

Дункан смотрел на подростка, стоящего у входа в казино — руки в карманах, лицо слишком худое, — и чувствовал странную горечь в своем сердце. В этом мальчишке не было ничего, что могло напомнить про Ричи — черты лица совсем другие, а волосы прямые и тёмные. Но у него был такой же взгляд, знакомый взгляд человека на грани: испуг, злость и одиночество во враждебном мире. И, как Ричи, он мог бы стать Бессмертным.