— Ну, он… Кому ж еще? Зуба те два еще я ему выбил, так что он…
— Спиридонов! — громко окликнул Иванченко. Чернобровый обернулся. Старлей, поравнявшись со свидетелями, быстро и сердито заговорил:
— Ты чем похваляешься, Спиридонов? Зубы выбить, это, к твоему сведению, нанесение телесных средней степени тяжести… Ответить и за это хочешь?
— А при чем тут? — возмутился чернобровый. — И кто обвинять будет? Он уже не подаст, — Спиридонов кивнул в сторону лежащего на земле предмета, который опер уже снова прикрыл рогожей. — К тому же он и сам мне скулу рассек, — чернобровый провел рукой по щеке, — так что квиты.
— Свидетель, — резко сказал Калашеев, — с участковым так не разговаривают. И здороваться будет Пушкин?
— Ох, простите, начальник, — картинно склонился в поклоне Спиридонов. — От меня еще чего надо? Есть еще вопросы?
— Нету, — сухо сказал Калашеев, — свободны.
— А у меня есть, — Иванченко жестом остановил чернобрового. — Спиридонов, ты хоть помнишь, что обещал? И помнишь, что я тебе обещал? Что в следующий раз беседой не ограничусь. Мало того, что Богородицкое от тебя плачет, что ты в Калиновке делал?
— А-а, я понял. Старуха Маркова жалилась? И вы этой выжившей из ума бабке поверили?
— Какого черта ты у нее на бутылку вымогал? Совесть есть?
— Я не вымогал, а культурно просил взаймы. Чем она докажет?
— Просил взаймы! У тебя жена ребенка ждет, а ты…
— Ну, Машка мне не жена, это раз. Дите свое не брошу, это два. Это моя личная жизнь, начальник, это три.
— Тьфу, — сплюнул участковый. — У тебя, вон, человек в бане сгорел…
— Сам виноват, что сгорел. Я его в огонь не пихал. Я сам урон понес, имущества лишился…
— А крышу зачем унесли? — вмешался в разговор Калашеев. — Это улики.
— А как иначе? — искренне возмутился чернобровый. — Мое имущество сгорело, должен же я хоть как-то возместить…
— Ладно, идите, свидетель, — оборвал его оперуполномоченный. — Понадобитесь — вызовем.
— Леха, привет, — крикнул, не поднимаясь с бревна, Данилов. — Как язва-то твоя?
— Привет, — помахал в ответ рукой Иванченко. — Жить буду.
Он поздоровался с остальными.
— Зря ты, Алексей, из больницы сбежал, — наставительно сказал Калашеев. — Язва — дело такое, язва не шутки.
— Я не сбежал, у главврача отпросился. Ведь пожарный дознаватель тоже болен, я и подумал, что если и меня не будет, совсем худо получится.
— Мог бы и лечиться, Леш, — Данилов поднялся с бревна и сложил блокнот. — Дело тут ясное, из пожарной части потом прибудут, посмотрят. Мы еле доехали, хорошо, через Калиновку догадались, там дороги не развезло. А ты как?
