— Неужели ты, Макс, о фашистской каске мечтал? — удивился Данилов.
— Нет, мечтал я о советской. Но от этой бы тоже не отказался.
— Да не немца голова, — чуть ли не с отчаянием проговорил следователь. — Голова нашего пропавшего где?
— Тоже в лесах, и, возможно, отдельно от тела, — мрачно сказал Иванченко. — Если его убили и прятали труп…
Данилов наклонился.
— Следов волочения на земле нет, — произнес он с сомнением в голосе. — То есть, от листов вон полоса осталась, а от трупа нет.
— А расчлененку вынести легче, ничего волочь не надо.
— Так сразу тоже нельзя, — решительно сказал Калашеев. — А если он все-таки выскочил?
— А куда потом делся? — спросил старлей.
— Куда угодно.
— Ночью? Голый?
— Так если он вдрабадан был, ему все равно, голый или в смокинге!
— Максим, я не про то. Ему-то все равно, а встречным? Да нам бы давно уже сообщили.
— Ну, если он ушел в лес… — задумался Калашеев. — Какие там встречные, кроме комаров? Черт, да протрезвел бы и вышел сам, если местный.
— Он не местный, москвич.
— Все равно. Год здесь жил и в детстве приезжал, считай, местный.
— Леса наши Колька не хуже местного знал, — встрял в разговор подошедший поближе свидетель Авдотьин. — Только он не выходил из бани.
— А куда он тогда делся? — раздраженно спросил оперуполномоченный. — И вообще, стойте, где вам сказано было. Кто вам велел подходить?
— Может, совсем сгорел? — всхлипнул Авдотьин. — Я в детстве читал…
— Идите вы с вашими познаниями к… остальным свидетелям. Ходите, подслушиваете!
— Я что, я ничего, — стушевался Авдотьин, отступая к пригорку, где сидели его товарищи. — Серый, вон там не Матильда твоя стоит?
Свидетель Спиридонов поднялся и быстро зашагал к пруду.
— Эй, свидетель, свидетель! — закричал Калашеев. — Стойте!
Спиридонов даже не обернулся. Участковый вскочил и бросился следом.
— Леш, куда ты? — крикнул позади Данилов.
— Куда, куда, — бормотал про себя старлей. — Ты здесь не живешь, урода этого не знаешь…
Чернобровый красавец был уже у пруда, где среди старушек стояла молодая женщина в слишком теплой для лета серой вязаной кофте и резиновых сапогах.
— Машка, шалава, какого… ты приперлась? — свидетель угрожающе поднял кулак. Девушка охнула, отклонившись. Старлей пустился бегом, прижимая руку к ребрам. Желудок мучительно кололо изнутри.
Он опоздал на какой-то миг. Руку Спиридонова перехватил подоспевший к месту происшествия крепкий человек средних лет. В следующий момент на плечах дебошира повис участковый.
