— Полковник Стужин, первая отдельная бригада оперативного реагирования. Сокращенно — ПОБОР. Личным приказом верховного главнокомандующего вы призваны в ряды Вооруженных Сил Российской Федерации и обязаны немедленно прибыть в расположение части.
— Ч-что? — завертел головой, ища поддержки, но никто не понимал, что происходит. — Вы о чем?
Офицер снял очки и взглянул пронзительными серо-стальными глазами.
— Отныне вы — бойцы проекта «Последний Рубеж». И назван он не просто так — только герои вроде вас способны отразить вторжение Цеметры. Прошу на борт. Родина-мать зовет.
Глава 9. Добро пожаловать в ПОБОР
— Подождите! — отступил на шаг и поднял лапы. — Это что, шутка какая-то?
— А что, похоже? — хмуро бросил полкан. — Сорок тысяч погибших — это, по-твоему, весело?
— Сорок... тысяч? — плечи поникли, а всякое желание спорить отпало само собой. Ведь даже последнему идиоту ясно, что это число будет только расти по мере продвижения легионов Цеметры.
— Вы издеваетесь?! — зашипела Малири. — Какого хрена меня в армию гребут? Я как бы девочка!
— Во-первых! — мужчина вытянулся по струнке и свел руки за спиной. — То, куда вы отправляетесь, не совсем армия. Во-вторых, объявлена всеобщая мобилизация героев. И если хотите, чтобы на героях она и закончилась — садитесь в вертушку.
Намек витиеватый, но более чем понятный: если не справимся мы, под ружье поставят наших родителей — и возраст подходящий, и боевой опыт в наличии. Но если у нас есть шанс, то у обычных людей — ни единого, это просто пушечное мясо.
— Да вы знаете, кто мой отец?! — не унималась подруга.
— Знаем, — с легкой насмешкой прозвучал ответ. — И куда больше вас, юная леди. Виктору светит лет десять минимум — и то если согласится сотрудничать со следствием. Но страна чтит своих защитников. И готова на многое закрыть глаза в обмен на помощь и содействие.
Настя шумно выдохнула и потерла ладонями покрасневшее лицо, вмиг превратившись из дерзкой бой-бабы в беззащитную девчонку, которую так и хотелось обнять и утешить.
— Мы можем хотя бы попрощаться?
— Конечно, — Стужин барским жестом указал на дорогу. — Каждая минута промедления — десятки, а может и сотни жизней. Прощайтесь, сколько влезет — не стесняйтесь.
— Пап... — повернулся к отцу — ссутулившемуся, погрустневшему, с остекленевшими глазами.
Он ничего не сказал, лишь пожал руку и крепко обнял.
— Мы вернемся. Обещаю, — кивнул напоследок и побрел к вертолету, прижав уши и щурясь от бьющего в лицо ветра.
