— Тю! Обижаете, — папа расплылся в радушной улыбке. — Самогон! Из лучшего бурака. Молоком чистил. Мягкий, как слеза младенца. Угощайтесь, не бойтесь — когда еще доведется попробовать?
Малири: Ну и вонища.
Пуфель: Для маленьких приверед есть компот.
Малири: Пошел ты. Я не собираюсь глотать всякую бодягу. Еще травануться не хватало.
Пуфель: Хильнешься — и все.
Малири: Вот нубяра. Лечение и снятие яда — разные заклинания.
Пуфель: Отмазывайся. Так и скажи, что слабо. «Дон Пердиньон» любой дурак выпьет, а ты это попробуй.
Малири: И не подумаю. Сам пей эту хрень.
Пуфель: И выпью. Я же не какая-то неженка.
— Мне тоже, — щелкнул коготком по стопке.
— А не рано? — насторожилась мама.
Повернул к морде запястье и взглянул на воображаемые часы.
— Московское время: конец света. Самое то.
— Тоня, не бубни, — папа плеснул на полпальца. — Твой сын давно не ребенок.
— Да я в курсе. Но теперь он в кошачьем теле — мало ли, как новый организм отзовется.
— Да все ровно будет, не накаляй. Ну, кому еще?
— Мне, — Настя подняла руку.
— Доченька! — изумилась маман.
— Что? Ты же пьешь.
— Наливай, — бандит поставил точку в споре. — Уже можно. Пусть заценит, как батя в ее годы горькую дул.
Бутылка описала полный круг и вернулась на место. Папа встал, поднял стопку и торжественно произнес:
— Ну, за знакомство.
Чокнулись — опрокинули. Виктор громко крякнул и стукнул по столу — хорошо пошла. Эля закашлялась и замахала ладонями перед слезящимися глазами, остальным зашло спокойно, без происшествий. А Настя, вопреки всем ожиданиям, даже не поморщилась, точно выпила обычной воды. И с вызовом уставилась мне в глаза — мол, уделала, как нефиг.
Малири: Ну и кто из нас лох?
Пуфель: Пока 1-1
Малири: Фигня этот ваш самогон. Сто пудов бодяжите, нищеброды. Да я такого ведро выпью.
Пуфель: Ага, рассказывай.
Малири: Спорим?
Пуфель: На что?
Малири: На сто баксов. Хотя стоп, у тебя же и ста рублей нет -_-
Пуфель: Я бы и не стал спорить на деньги. Это скучно.
Малири: Тогда на что?
Пуфель: На поцелуй.
Настя запрокинула голову и громко захохотала, из-за чего все дернулись, как током ударенные. Ведь в тишине, нарушаемой лишь жеванием и звоном вилок, взрыв хохота грянул, как внезапный выстрел.
— Настя! — рявкнул Виктор, сжав в кулаке столовый нож, будто заточку. — Веди себя прилично!
— Солнышко, все в порядке? — Эля квочкой накинулась на деточку и коснулась ладонью лба. — Голова не кружится? Может, приляжешь?
— Все нормально, мам. Просто Захар так смешно кушает — я и не удержалась.
