Сомин тем временем помешивала напиток, вместо ложки используя опустошенный пакетик. Джихун благодарно забрал у нее кружку. Кофе обжигал язык, но ему было плевать.
– Ты богиня, – он довольно выдохнул. – Когда-нибудь тебе будут строить храмы. Святыни с твоим портретом.
Сомин усмехнулась.
– Когда почувствуешь себя человеком, выходи помогать.
Когда Джихун вошел на кухню, мама Сомин, Мун Сухюн[38], спорила с хальмони по поводу специй:
– Госпожа Нам, если добавить слишком много рыбного соуса, вкус будет чересчур сильным. – Она размахивала деревянной поварешкой, и, прежде чем та приземлилась на гору горшочков, Сомин выхватила ее из рук матери.
– Ты уже получала от меня этой поварешкой. Могу добавить, – пригрозила хальмони.
– Госпожа Нам, всем всегда нравилась ваша стряпня. Но давайте признаем: вы стареете, а когда люди стареют, первыми у них ухудшаются зрение и вкус.
Хальмони цокнула языком:
– Не понимаю, почему я до сих пор тебя сюда пускаю.
– Потому что вы меня любите. – Мама Сомин улыбнулась.
– Я просто привыкла к тебе, – пробурчала хальмони. – Вы здесь с моей Ёри еще в детстве вместе бегали.
Сердце Джихуна ухнуло куда-то вниз. Ему не нравилось вспоминать, что их с Сомин матери выросли вместе. Вместе играли, ходили в одну школу, одновременно забеременели. Только мать Сомин осталась, а его – ушла.
– А мне нравится, как вы готовите. – Сомин обняла хальмони. – Может быть, я выйду замуж за Джихуна – и тогда каждый день смогу есть вашу стряпню.
Джихун наконец подал голос:
– А кто тебе сказал, что я возьму тебя в жены, Ли Сомин? Ты же знаешь: я терпеть не могу, когда люди за меня решают, что мне делать.
– Джихун-а! – воскликнули все трое: кто-то нежно, а кто-то – нахмурившись.
– О, Хуни проснулся! – В глазах у мамы Сомин горел дьявольский огонек. Она ущипнула его за щеку. Ей единственной это позволялось, и она об этом прекрасно знала. – Как вам повезло, госпожа Нам. Зачем нужны стремянки, когда есть такой высокий внук? Что угодно с верхних полок достанет.
Парень сдержал смешок.
– Не дразни его, – сказала хальмони.
Мама Сомин отпустила Джихуна, но свобода длилась недолго. Хальмони повернула к себе лицо внука и внимательно осмотрела. Зоркие глаза тут же приметили синяк на виске.
– Что случилось?
– Ничего, – выпалил парень. Он не хотел даже думать, как далеко заведет хальмони ее суеверность, узнай она о прошлой ночи.
Хальмони так пристально на него смотрела, что он готов был поклясться, что слышит ее мысли: она решала, оставить тему или все же надавить. Наконец она отпустила внука.
