На несколько секунд меня охватила паника. Я потерялся, безнадежно заблудился в вечной тьме, неспособный разглядеть свои приборы и инструменты, и головокружительно быстро летел куда-то в неизвестность. Конец всему! Я больше никогда не вижу родную планету, мою собственную крупинку в бесконечности. Я никогда больше не почувствую руку дока на своем плече, не увижу блеска золотого зуба черного Тома, не смогу поработать знакомыми инструментами, не взгляну в мощный микроскоп на несчетное многообразие кристаллических форм, ярко сияющих в свете…
Я покраснел и смущенно улыбнулся. Как я мог забыть, что у меня есть лампы на шлеме и перчатках, готовые вспыхнуть реальным, видимым, белым светом из источника, не зависящего от внешнего мира. Конечно же, док подготовился и к такому случаю! Я уже почти сложил губы, чтобы свистнуть, тем самым зажигая лампы, но тут меня озарила иная вспышка света — вначале ярко-фиолетового, затем сапфирового, изумрудного, а вскоре и всех остальных цветов радуги. Картина постоянно изменялась, переливалась и… приобретала форму! Полет мой стал замедляться, и я убрал руку с пульта управления, в который вцепился мертвой хваткой, а, остановившись, неловко перевернулся и поплыл куда-то вверх.
Я беспомощно барахтался в надутом воздухом скафандре в темно-зеленой жидкости, от которой шли испарения. Я был примерно на такой же глубине, как и тогда, когда купался в океане на Земле. Уверен, что и сейчас я был в воде. Надо мной сиял огромный шар зеленого пламени, занимая почти четверть сине-зеленого, туманного небосвода. Кроме этого, я мало что видел, поскольку кварцевый шлем, который защищал мою голову, почти полностью погрузился в воду. Нащупав у себя на поясе кнопку, отвечающую за перископ, я нажал ее, и «дополнительный глаз» поднялся над поверхностью зеленого водоема. И верно, неподалеку была земля: крутые глинистые берега, темно-фиолетовая, каменистая равнина, и дальше, над нею — красные скалы, вершины которых покрывала яркая трава.
Я бешено греб к берегу, задыхаясь и фыркая, словно тюлень, и выбрался на аметистовую площадку, по крайней мере, нечто похожее на нее. Глинистые склоны были слишком круты, чтобы можно было забраться на них в одиночку, так что, достав из водонепроницаемого отделения скафандра инструменты и платиновую пластинку, я принялся за работу. Не подумав, я отсоединил шлем, что было крайне безрассудно, поскольку я еще не провел анализ атмосферы, но ощущение того, что это какой-то неизведанный уголок Земли, было слишком сильно. Однако, к счастью, воздух оказался пригодным для дыхания. Он был плотнее нашего, с бОльшим количеством углекислого газа и кислорода, и меньшим содержанием азота, но все же им можно было дышать. Итак, нацарапав на пластинке показания приборов и примерную карту того места, где я нахожусь, добавив пару комментариев, я положил ее на плоский кристалл, установил на лучевом резонаторе необходимые параметры и нажал на кнопку. Платина и часть кристалла исчезла, оставив лишь едва заметное голубоватое свечение, вызванное перевозбужденными атомами. Позже док рассказал, что пластинка, которую я отправил им, материализовалось прямо под стулом одного из двух скептически настроенных Томасов, старины Барнса, сильно расстроив его, вечно брюзгливого и уверенного в своей правоте. К счастью, луч резонатора вошел в аметист немного глубже, чем при моем появлении, примерно на три метра, тем самым предохранив дока от серьезных неприятностей во время его путешествия.
