Тут-то, когда стоял подле крыльца, куря горькую, ненужную ему, некурящему, но необходимую, чтобы переключиться на другую жизнь, сигарету, слушая вполуха Урванцева, с обычной своей сочностью рассказывающего Дашниани о какой-то старухе, приходившей к нему на прием, и увидел корреспондента. Корреспондент топтался возле фургона кинопередвижки, у распахнутой настежь его дверцы, заглядывал внутрь, в черноту раскрытого зева, явно ждал кого-то, кто находился там. Рядом топтался, тоже заглядывал внутрь тот самый мужик, что устроил вчера Дашниани веселую прогулку, отец пострадавшего мальчика, и время от времени они перебрасывались какими-то словами.
Уезжать хочет, праздно подумалось о корреспонденте, хочет договориться.
Так и оказалось.
В проеме распахнутой фургонной дверцы появился хозяин кинопередвижки с двумя круглыми бачками для хранения коробок с пленками, поставил их на край, спрыгнул на землю, хотел составить бачки вниз, — мужик, отец мальчика, не дал ему: положил руку на плечо — и киномеханик повернулся. А, это ты, должно быть, значили его слова, которые он произнес, здороваясь с отцом мальчика, — Кодзев не слышал самих слов, только звук голоса. Отец мальчика стал ему говорить что-то, взял за грудки себя, потом его — видимо, о чем-то просил; хозяин кинопередвижки сначала отказывался, не соглашался, отец мальчика уговаривал — и уговорил. И вот еще, показал он после на стоявшего все это время рядом корреспондента, и хозяин кинопередвижки развел руками: да все равно! Он взял, наконец, бачки с коробками, составил их на землю, стал закрывать дверцу, а отец мальчика поднял бачки и пошел с ними к крыльцу.
— А что же вы не уехали? — окликнул его Воробьев, когда мужик всходил на крыльцо, — Вы же вроде в больницу ехать собирались, так мне говорили?
Воробьев стоял с другой стороны крыльца, в руках у него были весла. Одни из тех, что вчера принес корреспондент. Полюбила Кошечкина речные прогулки.
— А не на чем уезжать, — останавливаясь, сказал мужик. — Вчера ж, говорю, поехал, угробил мотоцикл чужой, сегодня не дает никто. Я уж сегодня-то не разбил бы, ну да… Вон, — кивнул он назад, — с Гошкой договорился, кончит крутить, отвезет меня. Ночь у нас здесь ночует обычно. Да мне до дня ждать — сами понимаете. Вашего вон одного еще захватим с собой, — снова кивнул он назад.
— Он наш, как ваш, что вы! — с веселостью воскликнула Лиля. Они с Костючевой стояли на самом крыльце и, чтобы пропустить мужика, стронулись к краю. — Он кор-рес-пон-дент! — произнесла Лиля по слогам с угрожающей внушительностью.
