— Так Светка эта, она же с ними, с этими парнями вместе, это же ясно!
— Как божий день ясно. И этой дурочке тоже ясно уже. Говорили ей с матерью не водиться со Светкой, — нет, Светка то достать может, это может… Светка ее бросила там в подъезде! Поохала с ней, поахала две минуты и говорит: ну, ты иди по квартирам постучись, попроси под паспорт что-нибудь надеть, а мне уходить надо. И ушла. Тогда Анька и поняла. Но делать нечего, пошла стучаться. Да нарвалась на каких-то, как они ее увидели, а видок — сама представляешь, так и вызвали по телефону…
— Представляю! Нет, представляю!.. — Марина снова была не в силах сдержать смех.
Стукнула закрывшимся замком входная дверь. Аня в прихожей прошелестела курткой, снимая ее, и появилась в комнате.
— Слушай, — сказала ей Марина, — мне Лида тут все рассказала. Повеселила ты, наверно, милицию… Заявление-то хоть на Светку эту свою написала?
Аня снова плюхнулась на диван.
— Вам бы так повеселить, как я повеселила. Узнали бы, что это такое.
— Аня! Ты! Ты сама и только сама, только одна, и никто больше, виновата во всем! — Лида говорила отчитывающе и моляще одновременно. — И это тебе должно быть уроком! И не надо поэтому быть такой агрессивной!
Марина подошла к Ане, села рядом, приобняла ее.
— Анечка, да неужели ты подумала, что я над тобой смеюсь? Очень сочувствую. Что ты!
Аня молчала какое-то время. Потом лицо ее все перекривилось в злой усмешке, и она тряхнула головой.
— Светке я покажу! Я ей отомщу, она запомнит!.. Что толку от моего заявления? Написала, конечно. Она скажет, что ничего не было, что я на нее по злобе… и все! Все заявление. Я ей сама покажу, я знаю как!
— Аня! Никаких покажу! Аня!.. — Интонации Лидиного голоса были все так же отчитывающе-молящи. — Ты сегодня получила урок, и он должен стать последним. Ты должна понять, что вся эта твоя погоня за всеми этими мелкими жизненными удовольствиями вроде джинсов, компаний, кафе… в этом нет смысла. Никакого, абсолютно! Смысл — это всегда что-то, что можно объяснить, выразить словами, а тут — пустота… пустота, бессмыслица! Счастье жизни — чтобы иметь смысл ее, а из бессмыслицы никогда не будет никакого счастья!
Лицо у Ани по мере того, как Лида с жаром и убежденностью говорила все это, приобретало более и более презрительное выражение.
— У тебя-то у самой — много смысла? — сказала она сестре, когда та закончила. И глянула на Марину. — У обеих! С высшим образованием обе, педагогини! А чего в школе не работаете? Чего лаборантками какими-то? Зачем учились? Бумажка та, бумажка эта… то же, что у меня, только побольше получаете!
