— Ха, — засмеялся Рушаков, болтая ногами. — Точно. Поведут в морг и устроят конкурс: кто быстрей в обморок хлопнется.
Последнее время он словно бы отдалился от нее, уже не ждал ее после уроков, чтобы проводить до дома, и не звонил, как прежде, каждый вечер по телефону, и сегодня, когда позвала с собой, пришлось его уговаривать.
Но все эти перемены в Рушакове нисколько Наташу не трогали. Она была теперь совершенно равнодушна к нему и если попросила сопровождать в институт именно его, то по одной лишь привычке.
Весь почти февраль родители Савина провели где-то в санатории по путевкам, и весь этот месяц Наташа встречалась с Савиным у него дома. Ей хотелось, как в первые дни их знакомства, ходить с ним в кино и театры, раза два она даже купила билеты, но Савин отказывался идти, она пробовала настаивать, и он смеялся, обнимая ее:
— Погоди, находимся еще. Грех идти куда-то — скоро такой возможности встретиться так, вдвоем, не будет.
Однако вот уже скоро две недели, как родители его снова были дома, а Наташа никуда не могла его вытащить.
— Наташенька, ну что ты! — говорил его голос в трубке, когда она, прибежав из школы, тут же набирала знакомый номер и просила Савина к телефону. — Да кто же так, без разбора, в кино ходит. Лишь бы сходить, что ли? Ну, знаешь ли, нет, я так не могу. На фильм на какой-то, на определенный — другое дело. А так что же, время только попусту тратить.
— Побыть со мной — это попусту? — Натащу обижали его слова, но у нее не выходило ответить ему так, как выходило Рушакову, получалось жалобно и страдающе.
— Да ведь тебе к экзаменам готовиться надо, — отвечал Савин, и Наташе казалось, что он вздыхает. — Когда ты готовиться будешь?
— Это уж моя забота, я знаю когда, — говорила Наташа. — Слушай, ну почему ты такой противный, почему ты не хочешь меня видеть?
И опять ей казалось, что Савин вздыхает.
— Как же я не хочу тебя видеть, хочу, — отвечал он. — Давай-ка в субботу съездим на дачу.
Они ехали в субботу на дачу, топили печь, чистили и жарили картошку, выходили даже ненадолго на лыжах, и Савин был нежен, ласков, заботлив с нею, и ей казалось, что у нее разорвется сердце от любви к нему.
— Господи, какой ты милый, какой милый!.. — говорила она с закрытыми глазами, обнимая его.
А на неделе повторялось все то же, и тогда мало-помалу она привыкла к этому, и уже не звала его никуда, и могла, как не могла еще недавно, прожить и день, и два, и три, не слыша его голоса, и ждала лишь субботы или воскресенья, чтобы взять лыжи, встретиться с ним на вокзале и ехать потом в пригородном поезде сорок минут до кособокого скворечника как бы уже родной станции, одиноко стоящей среди белого поля, за которым по пологому склону разъехались, какой куда, бревенчатые дома дачного поселка…
