Мне, конечно, были приятны слова бабы Веры, которая сравнила меня с французским тонким кружевом, но я предпочла бы то, с золотой нитью, и чтобы пыль в глаза.
Пуговиц у бабы Веры оказалось столько, сколько я в жизни не видела.
– Я срезала с платьев и складывала. Всю жизнь, – сказала она, аккуратно поглаживая пуговицы, которые я ей передавала.
Каких там только не было! И обшитые тканью, и железные, совсем крошечные и огромные. Всевозможных размеров и цветов.
– Почему вы их хранили и не… – Я не знала, как правильно спросить.
– Не пришивала?
– Да.
– Не знаю, девочка. Не знаю. Тяжело мы жили, очень тяжело. Вот я и приучилась все хранить, не выбрасывать.
– Тетя Анжела говорит – лучше продать и пожить хорошо. Хотя бы недолго, но в удовольствие. Пусть хоть один день ни в чем себе не отказывать. Моя мама тоже так считает. Вот она сейчас заработает денег, а потом мы в отпуск на море поедем. И она мне два сарафана новых обещала купить и туфли, настоящие, с бантиком, – сказала я.
– А потом ты будешь собирать копейки, потому что на хлеб не хватит, – ответила баба Вера. – Сейчас ты с чужими людьми живешь, чтобы потом один день гулять напропалую. Ради чего мать твоя сейчас убивается? Ради двух сарафанов и туфель? Анжелка такая же. Дошьет заказ, деньги получит и в тот же день все потратит.
– Мама говорит, что в памяти останется тот день, когда мы делали, что хотели. День-праздник.
– Нет, девочка. В твоей памяти останемся мы – я, Анжелка, Ксенька. И твоя жизнь здесь, а тот, счастливый, сотрется напрочь. Даже не вспомнишь, как его провела, – тихо сказала баба Вера.
– Неправда, я все помню, – резко ответила я. Мне хотелось заступиться за маму. Но внутри я знала, что права именно баба Вера. Я не помнила, где мы оказались с мамой после того, как она забрала меня от тети Марины. Не помню, что мама мне купила. А тетю Марину, Лику, Натэлку помню прекрасно. – Почему вы тете Анжеле пуговицу хотя бы одну не отдадите? Вам жалко? Может, она и не сразу все потратит.
– Нет тех пуговиц. Давно нет, – призналась баба Вера. – Квартиру эту на пуговицы построили, сына я вылечила, с того света вытащила, когда он еще младенцем был. Да, мать моя умерла от голода, но я выжила благодаря этим пуговицам. Меня мать к тетке пристроила, чужой, чтобы вырастила как родную. Думаешь, за просто так? По доброте душевной меня чужие люди взяли? Как и тебя, кстати. Твоя мать ведь тоже заплатила Анжелке.
– Почему вы тете Анжеле не скажете? – Мне стало так горько, что я заплакала.
