Андрей подумал: «Не зря, видно, говорят, что наволочку от перины с пшеницей с места на место на спор в молодости перетаскивал. Была, видно, в нем сила. Ну, дай бог ему здоровья».
Егор не спеша подошел к машине.
— Однако центнеров по тридцать ныне опять будет, Андрюха.
— Пожалуй, отец.
У Андрея мысли сейчас были об отце… Председательствовал. Всю войну колхозом правил. Такой старик… А кто меня удержал, когда я после войны драпать из деревни хотел? Кто мне был всегда поддержкой и опорой, когда председателем стал? Все он — отец…
А Егор, уронив голову на грудь, задумался.
Уходил в четырнадцатом году на германскую, в родительском доме восемь душ оставалось, все бабы да девки; земли не хватало, не считали бабу за человека, не было на нее надела.
Дрался с германцами, не щадя себя, ранили четыре раза, «Георгия» получил, думал бумагу писать, надела на землю просить, заслужил…
…И против царизма пошел, за который раньше тело дырявили, теперь уже не выпрашивать землю думал, а биться за нее.
…Завоевали свою власть народную, землю получили. Лучше зажили, трудись знай, не ленись. Семью завел.
…Тут Деникин поспел — опять винтовку в руки, опять дырявили пули Егора Кузьмича — еще три ранения. Намяли бока деникинцам — снова к земле вернулся. Как вол пахал, рубаха не просыхала. Выбился из нужды. Хватать хлеба стало…
В двадцать девятом обобществлять хозяйства начали. Долго мыкались те, которые мало-мало зажили, не хотели в общую артель идти. Но понял Егор, что опять большевики дельное предлагают, и шагнул в коллективное хозяйство. Двух лошадей вместе с упряжью привел. Потянулись за ним мужики. Сначала худовато было: всяк в свою сторону тянул. Потом поняли, добросовестно робить начали.
Трактор когда пришел, и стар и млад на поле высыпали. Егор уж к тому времени председателем был. После зажили куда с добром. Окреп колхоз.
…Потом уж председателем грамотного мужика поставили, агронома. Пошло дело… А тут эта проклятая война. Повыхватывала она из деревни всех мужиков, бабы все на него пальцем тычут:
— Егора Кузьмича надо председателем ставить, хозяйственный и с головой.
Приступил… Еще с полей снег только согнало, а из района звонок за звонком.
— Сколько посеял, товарищ Дунаев? Как не начинал? Рано? Под суд захотел? Фронту хлеб нужен. Немедленно начинать!
— Ладно.
Но Егор Кузьмич знал, что еще заморозки будут, и после них родная земелька по-настоящему дышать начнет. Обманывал начальство, давал завышенные сводки посевной, тянул.
