Утром, когда выкатилось из-за дальней горы солнышко и шаловливо бросило свои первые лучи по серебряным колосьям ржи, а легкий ветерок досушил их от росы и ночной сырости, в поле зашумели комбайны. И когда могучая техника полностью навалилась на поля, то еле успевали возить хлеб на сушильные агрегаты.
И радостно было у Егора на душе, когда глядел на эту уборочную страду. Но не зря Егор Кузьмич волновался, предчувствовал. Ночью пошел дождь, колосья намокли.
Егор Кузьмич посоветовал не прекращать уборку, а скашивать хлеба в валки, которые продует ветром, потом уж молотить.
Сушилки не успевали справляться с поступающим от комбайнов зерном. Соорудили зерноток. У Егора Кузьмича рукава рубахи по локоть закатаны, то он там сует руки в зерно, то тут, проверяет, чтоб не грелось. А как остановились моторы, которые гнали воздух вентиляции, так за Гришкой турнул парня-помощника.
Григорий возился с мотором, а Егор Кузьмич с бабами ворошил зерно лопатами. Некогда уж тут на старость сваливать, кабы не сгорело зерно, такой урожай, да не собрать. Старайся, шевелись…
И только когда поздно вечером заработали механизмы и погнали воздух, Егор бросил лопату и вышел на улицу.
Потемки заволакивали деревню, звезды проклюнулись в небе, и луна народилась. А фары комбайнов резали темень, секли ее лучами и радовали хлеборобов.
И вспомнилась Егору Кузьмичу одна уборка: немец рвется в глубь страны. В деревне из мужиков один Егор Кузьмич. Снежинки опускаются, а бабы жнут серпами оставшееся поле. Да так и не дожали, засыпало снегом. Уж по весне хлеб колосьями собирали.
А комбайны шумят и шумят, немного не достают лучами фар до Егора, бодрят его, и уходят грустные воспоминания, теряются.
…Хоть вот и техника такая и механизировано все, а везде хозяйский глаз нужен. Следующей ночью поднялся ветер, завыл в трубах, а перед утром еще дождь пошел. Егор Кузьмич заторопился на зерноток — все в порядке вроде, пошевелил кое-где зерно, не греется. Зашел в сушилку, там и объект-то не его, увидел — зияет проем в крыше, оторвало ветром два листа шифера, и зерно лежит, мокнет, а поставленный досматривать мужик спит на рогожке. Так влетело от Егора Кузьмича, что, наверное, век помнить будет.
Дело двигалось к концу.
Егору Кузьмичу уже виделось, как не сегодня-завтра закончат они уборку ржи, а он отдохнет немного, поокрепнет и уж не проглядит, когда поспеют яровые. Там он опять подстегнет зазевавшегося Андрюху, подготовятся, и пойдут дела полным ходом. При такой технике неделя-две и закончат уборку, не проморгают, не дождутся белых мух.
