Поезд остановился. На перрон сошел лишь один пассажир — Камов.
Хорошенькая белокурая девушка и дочерна загорелый парень встретили его с сияющими лицами. Они уселись втроем в расписную телегу, запряженную парой горячих коней. Парень хлестнул лошадей кнутом, и те помчались по чернеющему проселку.
Петр Камов махнул мне рукой, и телега покатила куда-то в простор серой осенней равнины.
Дул северо-восточный ветер греос и развевал гривы горячих гнедых коней.
Драмудан бушевал целую неделю, и уже не было никакого сомнения, что тучи рождаются где-то над дальними просторами моря. Сухая декабрьская стужа сковала пески, скалы, старые смоковницы. Среди этого неподвижного пейзажа не застыло лишь море. Оно еще переживало бурю.
Я сидел в казино и глядел, как северный ветер сметает с набережной последние песчинки: те, которые не успели замерзнуть. Острова и горбатая гора над заливом потеряли всякую привлекательность под пасмурным, насквозь серым небом. Неба в сущности не было: оно скрылось за почти осязаемой массой замерзающего воздуха.
Порт был пуст и безлюден. Рыбачьи суда рано на рассвете ушли в море на поиски последней скумбрии, а шаланды рыбаков, вытащенные на берег, походили сейчас на дохлых рыб.
В старой чугунной печке, бог весть когда доставленной из Вены, неистово пылали длинные сырые поленья. Возле нее было нестерпимо жарко, а спина мерзла: печке не хватало силенок обогреть просторнее квадратное помещение портового ресторана, за которым среди местных жителей сохранилось претенциозное старое название «казино».
Сейчас ресторан был пуст.
Заведующий — барба Никос, пожилой грек из Стамбула, — приводил в порядок небольшой буфет. Я зябко поеживался возле печки, досадуя на дурную погоду. Приближался Новый год, и пора было вернуться в столицу, но шторм отрезал все пути. В такую погоду небольшое рейсовое суденышко не ходило, а дорогу по суше затопило. Городок, отрезанный от материка, заброшенный на маленьком скалистом полуострове где-то у черта на куличках, доедал свои скромные запасы. К счастью, истощенный драмудан уже стихал, и из портового управления сообщили, что «лодка» скоро прибудет. Я ждал ее с нетерпением.
— Чего приуныл! — крикнул мне барба Никос. — Уедешь, не бойся! А я пока сварю тебе кофе, какого ты в жизни своей не пил. Экстра-прима!
Мне не хотелось кофе, да я и не очень-то любил его.
— Ну уж это ты брось! — Барба Никос почувствовал себя обиженным. — Кофе — великое дело! Ты как предпочитаешь: по-турецки или по-французски?
